Маршал Г. К. Жуков как выразитель демонической воли

 

 

Уже долгое время, посредством усиленного воздействия существовавшей когда-то советской пропаганды и работ некоторых авторов, заангажированных её воздействием, вне зависимости от того, написаны они во время существования СССР или же после его распада, у широких слоёв общественности формировалось представление о маршале Советского Союза Г. К. Жукове как о народном герое, выдающемся полководце, который радел за честность, доблесть и справедливость в армии, который был достойным представителем своей Родины, провёл замечательную военную кампанию против нацистской Германии, являлся защитником советских солдат – как во время войны, так и после неё. И, действительно, даже в современных учебниках для учащихся школ подрастающие поколения могут прочитать о таком Г. К. Жукове, каким он только что был описан.

Но таков ли он был на самом деле ? Не являются ли все вышеуказанные представления о маршале лишь результатом длительного воздействия на миллионы людей приспешников советской пропаганды, либо не знающих правды, либо же сознательно искажающих её и лгущих ?

Подобный вопрос не является для розамираистов (родонистов) случайным, так как мнение Д. Л. Андреева по поводу Г. К. Жукова было вполне определённым. Описывая метаисторическую ситуацию в отношении Н. С. Хрущёва, автор “Розы Мира” (http://roza--mira.narod.ru/Andreev_D_L_-_Roza_Mira.htm) писал:

“И всё же именно его личные качества мешали Жругру. Они не давали ему превратить этого человека в своё беспрекословное орудие. Они делали политический курс колеблющимся, двойственным, ненадёжным. Никогда нельзя было поручиться наперёд, что вождь поступит так, как нужно уицраору. И взор демона великодержавия вонзился в другое существо, более пригодное. Оно тоже входило в состав советской элиты, но то был не штатский "хлюпик", а крупнейший из полководцев Отечественной войны, с громадными военными заслугами, с авторитетом в глазах народа и особенно армии, человек жгучего честолюбия и болезненно уязвлённого самолюбия, принуждённый и так уже слишком долго и мучительно вводить в какие-то границы свой бонапартистский нрав. Для роли вождя в условиях третьей мировой войны нельзя было бы Жругру найти лучшего агента. Этот не поколеблется швырнуть без предупреждения на потенциального врага хорошую серию водородных бомб; не опустит в отчаянии рук, когда на российские города обрушатся такие же; не постесняется насаждать Доктрину во всемирных масштабах, когда треть планетарной поверхности будет обращена в золу!

И маршал был сделан орудием третьего уицраора”.

И далее:

“Человекоорудие уицраора – маршал – попытался было действовать в интересах своего инспиратора. Впоследствии история расскажет нашим детям, а может быть, и нам, каким образом удалось третьему вождю парализовать эти попытки и удалить своего соперника. Так или иначе, этому событию можно было только радоваться, как и всему, что оттягивало мировую бойню”.

Итак, Д. Л. Андреев видел в Г. К. Жукове жестокую, самолюбивую и честолюбивую личность, которая стала выразителем демонической воли российского уицраора и была готова развязать Третью Мировую войну. Такая точка зрения самым явным образом не соответствует тому "благому" образу маршала, который оказался созданным советской пропагандой и о котором уже вкратце было сказано выше; более того, в связи с этим, некоторые люди стали усматривать отношение автора “Розы Мира” к полководцу как некорректное и ошибочное.

Для того, чтобы разобраться в данной проблеме более содержательно, многосторонне и определить, являлось ли адекватным действительности отношение Д. Л. Андреева к Г. К. Жукову, необходимо проанализировать сведения относительно маршала, почерпнутые из различных, не заангажированных советской пропагандой источников. Для начала следует обратить внимание на правдивость самих изложений и жизнеописаний маршала, воспользовавшись работой В. Суворова “Тень победы” (http://www.lib.ru/WSUWOROW/zhukow.txt); несомненно, конечно, что этот автор во многих своих книгах и исторических изложениях допускает немалое количество заблуждений, однако ценность его подхода, в том числе и в случае понимания действий маршала, заключается в освобождённости от идеологического воздействия пропаганды советского аппарата и позиций подпавших под его воздействие людей. Итак, рассказывая о штабных играх, в которых моделировались возможные пути развития будущих событий и в которых советские полководцы отрабатывали особенности проведения могущих развернуться вскоре военных действий, он пишет:

“Начиная с середины 50-х годов, звучало множество заявлений о том, что в январе 1941 года "Восточные" отрабатывали вопросы отражения агрессии "западных". Рассказам о нашем врожденном миролюбии мы привыкли верить на слово. Но следовало обратить внимание на совсем неприметный пустячок. Во всех официальных исследованиях речь идет о двух играх, а в мемуарах Жукова сообщается, что была всего только одна игра. Наши официальные историки должны были указать Жукову на неточность или искать ошибку в своих исследованиях. Но они этого почему-то не делали. Вот академик Анфилов сообщает, что якобы имел несколько продолжительных бесед с Жуковым, и что якобы Жуков ему сообщил множество интересных вещей о предвоенном периоде и о начале войны. Допустим. Сам Анфилов пишет про две оперативно-стратегических игры. (Бессмертный подвиг. Москва. Вроениздат. 1971 стр. 137.) Разница во времени между выходом книги Жукова и книги Анфилова – два года. Получается, что почти одновременно маршал и академик сообщили миру разные версии событий. По Анфилову – две игры, по Жукову – одна. Тут же маршал и академик встречаются, вместе пьют чаи и беседуют о высоких материях. Вот бы академику Анфилову и воспользоваться моментом: Георгий Константинович, по моим сведениям было две игры, а вы пишите про одну. Кто из нас не прав? Давайте разберемся!

Да и Жукову не мешало сделать встречный шаг. Положение обязывало. Он — величайший полководец ХХ века, перед ним академик Анфилов – величайший эксперт в вопросах начального периода войны. Жукову следовало просто ради интереса прочитать книги Анфилова, а, прочитав, следовало выразить изумление: я помню только одну игру, а вы, уважаемый, пишите про две. Один из нас заблуждается. Давайте вместе искать истину.

Но истину не искали. Не вместе, ни раздельно. Нестыковок в своих бессмертных творениях они не замечали, и устранить их не спешили.

Да почему же?

Потому, что расхождения были только в мелочах, а в главном оба врали об оборонительной направленности игры (или двух игр). И ни тому, ни другому, ни целой ватаге номенклатурных вралей не было резона вникать в детали и ворошить подробности.

И вот прошли годы и выплыли подробности тех игр, и оба, величайший полководец и величайший исследователь начального периода, оказались в числе, мягко говоря, источников ложной информации…

…Интересно как Жуков описывает разбор первой игры: "Ход игры докладывал начальник Генерального штаба генерал армии К.А. Мерецков. Когда он привел данные о соотношении сил сторон и преимуществе "синих" в начале игры, особенно в танках и авиации, И.В. Сталин, будучи раздосадован неудачей "красных", остановил его, заявив:

– Не забывайте, что на войне важно не только арифметическое большинство, но и искусство командиров и войск". ("Воспоминания и размышления" Стр. 193)

Рассказ Жукова можно понимать только так: Мерецков якобы докладывал Сталину, что у немцев и на игре, и в реальной жизни больше танков и самолетов. А Сталин якобы на это с досадой отвечал: сам знаю, но не это главное, не арифметическое большинство, а искусство командиров и войск.

Но не мог Мерецков такого говорить, как не мог Сталин так отвечать, ибо оба знали, что Красная Армия по количеству танков, самолетов, артиллерии превосходит армию Гитлера в несколько раз. И в реальной жизни, и на стратегической игре преимущество было на стороне Красной Армии. По условиям игры "синие" ("Западные") имели 3512 танков и 3336 самолетов, а "красные" ("Восточные") – 8811 танков и 5652 самолета. Потому не мог Мерецков докладывать Сталину о преимуществе "синих" в начале игры. И не был Сталин раздосадован неудачей "красных", ибо "красные" под руководством Павлова прорвали фронт "синего" Жукова в двух местах, окружили крупную группировку войск Жукова в районе Сувалки, и на двенадцатый день операции вели боевые действия на территории Восточной Пруссии в 110-120 километров западнее государственной границы СССР.

Жуков продолжает:

"– В чем кроются причины неудачных действий войск "красной" стороны – спросил Сталин.

Д.Г. Павлов пытался отделаться шуткой, сказав, что в военных играх так бывает. Эта шутка И.В. Сталину явно не понравилась". (Воспоминания и размышления. Стр. 193)

Оставим на совести Жукова все эти диалоги. У меня деловое предложение: надо изготовить несколько сот тысяч штампов с коротким словом "ЛОЖЬ" и все книги Жукова проштамповать. Желательно красной краской поперек каждой страницы.

А в новые издания книги Жукова сразу печатать с предупреждением поперек каждой страницы, что правды тут нет…

…8-11 января состоялась вторая стратегическая игра, о которой Жуков забыл. Преамбула была вполне схожей: Советский Союз живет мирной жизнью и о войне не помышляет, коварные враги напали на миролюбивый Советский Союз, но теперь не из Восточной Пруссии, а с территории Венгрии и Румынии. Согласно заданию второй игры, 1 августа 1941 года войска Германии и ее союзников вторглись на советскую территорию. Однако они были быстро выбиты на исходные рубежи. Мало того, к 8 августа «Восточные» не только вышибли «Западных» со своей территории, но и перенесли боевые действия на территорию противника на глубину 90-180 километров и вышли армиями правого крыла на рубеж рек Висла и Дунаец.

Расклад по времени такой: озверевшие враги внезапно напали на нашу страну и два дня успешно наступали. На третий день наши войска под руководством Жукова противника остановили, еще два дня потребовалось на то, чтобы врагов со своей территории выбросить. Потом за два дня, к исходу 7 августа, наши войска по вражьей земле прошли 90-180 километров. Темп наступления – 45-90 километров в сутки. Все это – предисловие. Собственно игра началась уже на территории противника в 90-180 километрах западнее государственных границ Советского Союза. Содержание игры – «ответные действия» Красной Армии в Германии, Чехословакии, Венгрии и Румынии…

…Официальная кремлевская пропаганда сделала все, чтобы опорочить Павлова и Кузнецова и на их фоне возвеличить Жукова. Жертвами пропаганды становятся даже честные исследователи. "Игры доказали, что, как полководец, Жуков явно превосходил своих коллег. Отмечу, что оба его противника по игре, Д.Г Павлов и Ф.И. Кузнецов, очень неудачно командовали своими войсками в первые дни Великой отечественной войны" (Борис Соколов. Неизвестный Жуков: портрет без ретуши. Стр. 198)

Борис, ты не прав! Действительно Павлов и Кузнецов в первые дни войны очень неудачно командовали своими войсками. Но хотелось бы добавить: а гениальный Жуков в первые дни войны командовал своими войсками крайне удачно…”.

Итак, что очевидно, маршал не был склонен давать правдивое изложение некоторых действительных событий, в которых он принимал самое активное, даже определяющее их ход участие; это сопровождалось “забываниями” и недоговорками касательно “нежелаемых” и “неугодных” событий – но, в результате, учитывая всё получающееся, результирующее изложение, действия Г. К. Жукова могут быть определены как намеренный обман, причём относительно важных, с исторической точки зрений, событий. Адекватное высветление этих событий было для маршала неугодным, так как демонстрировало его далеко не с лучшей точки зрения, вскрывало различную ложь, указывало на разительнейшую разницу между ходом проведенных “игр” и реальным развитием военный действий в связи с наступлением немецкой армии, в которой советская армия потерпела сокрушительное поражение. (Возможно, впрочем, что указанная ложь была навязана для книги Г. К. Жукова “Воспоминания и размышления” (http://militera.lib.ru/memo/russian/zhukov1/index.html) Брежневым и Сусловым, т.к. по их требованию книга была “нужным” образом отредактирована, однако маршал – очевидно, из желания вновь оказаться в центре внимания – всё-таки подписал фальсифицированное издание в 1969 г., даже зная, что в нём присутствует ложь; тем самым, он сознательно, причём, по всей видимости, далеко не из лучших побуждений, принял участие в клеветнической работе аппарата советской пропаганды.)

Ограничиваются ли злодеяния маршала на этом ? Увы – их перечисление только начинается, притом с самых “безобидных”. Продолжая его, необходимо обратить внимание на следующие факты, которые с достаточно высокой степенью объективности и трезвости описывает Г. Чернявский в своей работе “Падение «никитоносителя»: политический расстрел маршала Жукова” (http://www.vestnik.com/issues/2002/0117/win/cherniavsky.htm):

“5 января 1948 г. агенты МГБ по личному распоряжению Сталина провели негласный обыск пустовавшей московской квартиры Жукова (сам он с семьей находился на месте службы в Одессе). Искали "трофейные" драгоценности, нашли немного – два десятка золотых часов, полтора десятка золотых кулонов и т.п. Был, правда, конфискован личный архив Жукова. Через три дня провели обыск на его даче в поселке Рублево под Москвой. На этот раз сыщикам повезло. Понадобилось несколько тяжелых фургонов для вывоза трофеев. В 51 сундуке и чемодане, на стенах и на полу обнаружили свыше 9 тыс. метров дорогих тканей, 323 собольих, лисьих, котиковых, каракулевых шкуры, 44 ковра из дворцов Германии, 55 "ценных картин классической живописи" и т.д. Министр госбезопасности В.С.Абакумов верноподданно доложил Сталину: "Кроме того, во всех комнатах дачи на окнах, этажерках, столиках и тумбочках расставлены в большом количестве бронзовые и фарфоровые вазы и статуэтки художественной работы, а также всякого рода безделушки иностранного происхождения... На даче нет ни одной советской книги, но зато в книжных шкафах стоит большое количество книг в прекрасных переплетах с золотым тиснением, исключительно на немецком языке. Зайдя в дом, трудно себе представить, что находишься под Москвой, а не в Германии”.

Описание мародёрских поступков маршала можно найти и в других источниках:

“В первом выпуске (1993 г. издания) журнала "Военные архивы России" на стр. 175-246 были приведены такие документы, после которых начинаешь задумываться, а кто же превозносит теперь этого человека: дураки ли подобные ему? В сборнике приводятся ряд документов рассказывающих об изъятии у Жукова вещей награбленных в Германии. На таможне близ г. Ковеля было задержано семь вагонов принадлежащих маршалу. Кроме этого прилагается Акт об изъятии МГБ СССР у Жукова незаконного приобретенного и присвоенного им трофейного имущества, ценностей и других предметов. Далее в сборнике следует перечисление десятков предметов из золота с драгоценными камнями, сотни предметов столового серебра, тысячи метров дорогостоящих тканей, сотни шкур драгоценного меха (видно Жуков вспомнил своё скорняжное ремесло), десятки ковров и гобеленов, представляющих художественную ценность картин в золочёных рамах, коллекция охотничьих ружей и сотни предметов антиквариата (вазы, статуи, часы, дворцовая мебель)." ("Венок колючей проволоки на могилу маршала Советского Союза Г.К. Жукова", Г. А. Алексеев” (http://monarchcenter.narod.ru/history/venok.htm))

Г. К. Жуков вполне смог запятнать себя мародёрскими действиями, причём имело место это относительно массы дорогих предметов, часть из которых, очевидно, имела ещё и культурно-историческое значение. Маршал Советского Союза вёл себя как военный преступник, как грабитель ! Вот какое показательно лицемерное сообщение было написано им секретарю ЦК Жданову, когда его пагубные поступки вскрылись:

“«Я признаю себя очень виноватым в том, что не сдал все это ненужное мне барахло куда-либо на склад, надеясь на то, что оно никому не нужно. Я даю крепкую клятву большевика – не допускать подобных ошибок и глупостей. Я уверен, что еще нужен буду Родине, великому вождю т. Сталину и партии»”. (“Падение «никитоносителя»: политический расстрел маршала Жукова”, Г. Чернявский)

После войны разбухшая гордыня и самооценка маршала, даже несмотря на начавшуюся против него травлю со стороны значительное части советской бюрократии, проявлялась во всей своей “красоте”. Достоин упоминания хотя бы этот эпизод:

“В условиях некоторой международной разрядки слегка оживились контакты советских деятелей с официальными лицами западных держав. Приезжавшие в Москву дипломаты и особенно военные стремились встретиться с легендарным полководцем. Министр обороны Жуков посетил США, встретился с Д.Эйзенхауэром, главнокомандующим союзными вооруженными силами в Европе в 1944-1945 гг. и своим боевым коллегой, а теперь президентом заокеанской сверхдержавы. Не предусмотренная протоколом эта встреча происходила "на равных". Жуков вел себя как достойный представитель государства-партнера. Этот эпизод не мог не вызвать чувства ревности у Хрущева, возмутившегося тем, что его министр чуть ли ни узурпировал высшие государственные полномочия”. (Там же)

Н. С. Хрущёв и советский партаппарат, стремясь решить продовольственную проблему, присутствующую в стране, “трудовыми” (а не экономическими) методами, направляли значительные количества военных на сельхозработы; Жуков выступал против этого, так как был обстоятельно связан с армией, а последняя достаточно горячо поддерживала его. Маршал написал в ЦК записку, в которой протестовал против происходящего.

“Записку Жукова проигнорировали. "Бровеносец" Брежнев внес согласованное с Хрущевым предложение о выделении в 1956 г. Вооруженными Силами еще большего числа людей и автомашин на сельхозработы. 14 июня Жуков обратился в ЦК с новой, более резкой запиской. Он сообщал, что не может выделить людей и автомашины, просил отклонить предложение Брежнева. Это был почти бунт. До открытого конфликта дело, однако, не дошло. Хрущев "разъяснил" Жукову, что он "плохой политик", и маршал капитулировал. В следующем году такие эскапады уже не повторялись. Минобороны продолжало участвовать в сельхозработах.

Но недовольство Жуковым накапливалось. Он не проявлял служебного трепета перед членами Президиума ЦК, вел себя относительно независимо. Сталинские наследники считали его поведение высокомерным, Хрущев как-то сформулировал это так: Жуков "много стал на себя брать". Хрущев опасался, что армия подпадает под слишком сильное влияние министра.” (Там же)

И Никите Сергеевичу было чего бояться, ибо демонический разум Жругра сосредоточил свою инспирацию на маршале, а не на нём, “третьем вожде”; сам же Хрущёв человекоорудием уицраора не являлся, ибо не подходил для этого по своим личностным характеристикам – слишком уж мягким и миролюбивым для исполнения воли Жругра, которая была в тот момент ориентирована на развязывание Третьей Мировой войны, он был. Кроме этого, на третьем вожде сосредоточились определённые провиденциальные инспирации (в связи с которыми он, в частности, освобождал советскую Доктрину от чудовищного сталинского наследия), что также мешало превращению его в человекоорудие Жругра. Эти события разворачивались на фоне беспокойства советской партийной бюрократии, которая после завершения Второй Мировой войны оказалась не вполне способной полноценно контролировать военный аппарат. Каковы же были метаисторические причины попыток советского бюрократического партаппарата навязать контроль армии, почему вообще к ней не возникало со стороны бюрократии особого доверия, и почему армия столь горячо поддерживала маршала ? Какова метаисторическая подоплёка этих явлений ?

“Третий уицраор почувствовал внезапно, что санкция Гагтунгра с него снята. Снята потому, что в своём стремлении к мировой войне и в шрастрах, и в Энрофе он нарушил запрет верховного демонического разума. Он заметался по Друккаргу, с рёвом ярости собирая вокруг себя раруггов и требуя низвержения власти игв, прекративших поставку ему питательной красной росы.” (“Роза Мира”, Д. Л. Андреев)

И действительно: попытки обуздать армию партийными работниками – это определённое отображение в Энрофе того, что происходило тогда на “изнанке мира”, в российском шрастре, Друккарге: раругги, рвавшиеся в бой и руководимые Жругром, не получали поддержки со стороны античеловечества игв, тогда как последние ориентировались на верховный демонический разум – Гагтунгра, запретившего развязывание новой мировой войны. И именно действия и запал раруггов проникал в массовое сознание советской армии, отображаясь в том, что партийным работникам справедливо казалось поводом для беспокойства; Г. К. Жуков же, которого армия была готова активно поддерживать, представлял из себя человекоорудие уицраора (отсюда метаисторический корень соответствующего отношения к нему армии); а сама партийная бюрократия (помимо, вероятно, так же присутствовавшего в определённых функциональных областях некоторого провиденциального воздействия) активно подвергалась инвольтациям игв, в результате чего и вела она себя, в определённом смысле, аналогично последним. Выбор Жругра, павший на маршала, выделил его среди многих других – отчасти из-за того, что Жуков удачно подходил для роли человекоорудия уицраора изначально, отчасти из-за того, что личная инспирация демона великодержавия в состоянии значительно отделить человека от окружающих властью и особой судьбой. Вероятно, уицраором не оказалась упущенной и такая характеристика этого человека, как умение руководить военными силами и обширный военный опыт, которые, даже несмотря на некоторые промахи и внеэтическое руководство армией, о котором будет сказано позднее, серьёзно повлияли на ход Второй Мировой войны, поспособствовали поражению нацистской Германии и уничтожению её чудовищной агрессии.

“В конечном итоге конфликт между Жуковым и членами Президиума ЦК сводился к тому, что Жуков как общественная фигура, сам являясь порождением тоталитарного режима, был все же личностью в отличие от безликих правителей страны, людей, не имевших ни талантов, ни образования, ни знаний, но зато обладавших даром аппаратных интриг.” (“Падение «никитоносителя»: политический расстрел маршала Жукова”, Г. Чернявский)

Армия же готова была поддержать маршала вполне выраженно и горячо, а его собственная самооценка находилась в более чем приподнятом состоянии, причём происходило это “не на пустом месте”:

“Буквально шок в партийных верхах вызвала реплика Жукова, что ни один танк не двинется без его приказа. Получалось, что не ЦК и Президиум дают разрешение на применение войск, а министр обороны”. (Там же)

Многие события жизни Г. К. Жукова проходили под эгидой воздействия демонических начал на его душу, что выразилось в огромном количестве жертв, погибших по вине маршала. За свою жизнь Г. К. Жуков пролил очень много чужой крови. В частности, свой “…первый свой орден в Красной Армии Жуков получил за чисто карательную операцию – подавление крестьянского восстания на Тамбовщине в 1921 году. Тогда он командовал эскадроном”. (“Георгий Жуков: народный маршал или маршал-людоед?”, Б. В. Соколов (http://www.zeka.ru/symbols/articles/zhukov/)) Это именно за “сражение” против крестьянского населения в селе Вязовое получил будущий маршал орден Красного Знамени.

Огромное количество людей было умерщвлено из-за жесточайших приказов Г. К. Жукова во время Второй Мировой войны:

“Многим советским фронтовикам было известно правило: на каком участке фронта Жуков, жди там наступления и бессмысленного количества солдатских жертв. Одним же, если не единственным методом дисциплинарного воздействия на солдат был расстрел. В Красной армии за годы войны было расстреляно более 300 тыс. человек…”. (“Венок колючей проволоки на могилу маршала Советского Союза Г.К. Жукова”, Г. А. Алексеев”.)

Очень уместно здесь вспомнить про “…документ, вышедший из-под пера Жукова в его бытность командующим Ленинградским фронтом. Это шифрограмма # 4976 от 28 сентября 1941 года: "Разъяснить всему личному составу, что все семьи сдавшихся врагу будут расстреляны и по возвращении из плена они также будут все расстреляны". Сталинский приказ # 270, вышедший месяцем раньше, был гораздо милосерднее. Семьи сдавшихся в плен красноармейцев он предписывал только лишать государственного пособия. Народный полководец в жестокости готов был превзойти самого диктатора. Так стоит ли ставить ему памятники? Ведь жуковский людоедский приказ предусматривал расстрел невинных женщин и детей, вплоть до грудных младенцев. В сравнении с этим приказом свидетельства, как он полировал физиономии генералам и полковникам, или как чуть не устроил перестрелку на заседании Военного Совета с командующим инженерных войск 1-го Украинского фронта генералом Борисом Благославовым, которому угрожал расстрелом, смотрятся как детские шалости. Страх, что не сегодня-завтра тебя могут отправить в "штаб Тухачевского", маршал Победы, как и другие сталинские генералы и маршалы, вымещал на подчиненных”. (“Георгий Жуков: народный маршал или маршал-людоед?”, Б. В. Соколов)

Об этом же документе Б. В. Соколовым публиковались сведения и в газете “Известия”, в № 184 от 29/09/2000 (http://www.apr.ru/scripts/pressa/showAnnounce.cfm?relsid=1861):

“В письме начальника Главного политического управления Рабоче-крестьянского военно-морского флота армейского комиссара 2 ранга Ивана Рогова секретарю ЦК ВКП (б) Георгию Маленкову от 5 октября 1941 года цитируется шифрограмма командующего Ленинградским фронтом Георгия Жукова № 4976, посланная Балтийскому флоту и армиям фронта 28 сентября (или днем раньше): "Разъяснить всему личному составу, что все семьи сдавшихся врагу будут расстреляны и по возвращении из плена они также будут все расстреляны" (РГАСПИ, ф. 83, оп. 1, д. 18, л. 18-19). В сравнении с этим распоряжением продиктованный Сталиным приказ № 270 от 16 августа 1941 года выглядит гнилым либерализмом. Ведь там семьи сдавшихся в плен красноармейцев предписывалось всего только "лишать государственного пособия и помощи". Хуже была судьба семей пленных из числа командиров и политработников, но и их следовало арестовывать, а не расстреливать. И никаких обещаний расстрелять тех, кто выживет в плену, приказ № 270 не содержал.

Даже политуправление Балтфлота проявило "мягкотелость" и при передаче немного отредактировало распоряжение Жукова, приказав по возвращении расстреливать лишь перебежчиков (…)”.

Г. К. Жуков, с учётом тех или иных обстоятельств, мог проявлять через себя ещё и некоторые артистические качества, которые в совокупности с другими лишь в ещё большей степени указывают на порочность его личности:

“Особой "гибкостью хребта" отличался несгибаемый маршал Жуков. С 1955 года – он ярый борец с "культом личности". "Вся накопившаяся к Сталину неприязнь, – пишет адмирал Н.Г. Кузнецов, – как распрямляющаяся пружина, чувствовалась в эти дни во всем поведении Жукова. Он как бы стремился наверстать потерянное время и славу... Сталин правильно и вовремя заметил опасные стремления Жукова приписывать все себе". Позднее, когда Хрущев тоже заметил "опасные стремления" и отправил маршала на заслуженный отдых, Георгий Константинович в своих мемуарах оценил роль Сталина довольно высоко. И то сказать: невелика честь "самому Жукову" быть заместителем у недоумка.

Трогательную историю из тех времен поведал Константин Симонов: "Жуков говорил о том, что его волновало и воодушевляло тогда, вскоре после XX съезда. Речь шла о восстановлении доброго имени людей, оказавшихся в плену главным образом в первый период войны, во время наших длительных отступлений и огромных по масштабу окружений... Видимо, этот вопрос касался каких-то самых сильных и глубоких струн его души. Наверное, он давно думал об этом и много лет не мог внутренне примириться с тем несправедливым и огульным решением, которое находил этот вопрос раньше. Он с горечью говорил о том, что по английским законам оказавшимся в плену солдатам и офицерам за все время пребывания в плену продолжали начислять положенное жалованье, причем даже с какой-то надбавкой, связанной с тяжестью положения, в котором они находились.

"А что у нас, – сказал он, – у нас Мехлис додумался до того, что выдвинул формулу "Каждый, кто попал в плен, – предатель родины" и обосновывал ее тем, что каждый советский человек, оказавшийся перед угрозой плена, обязан был покончить жизнь самоубийством, то есть требовал, чтобы ко всем миллионам погибших на войне прибавилось еще несколько миллионов самоубийц. Больше половины этих людей были замучены немцами в плену, умерли от голода и болезней, но, исходя из теории Мехлиса, выходило, что даже вернувшиеся, пройдя через этот ад, должны были дома встретить такое отношение к себе, чтобы они раскаялись в том, что тогда, в 41-м или 42-м, не лишили себя жизни".

Не помню уже в точности всех слов Жукова, но смысл их сводился к тому, что позорность формулы Мехлиса – в том недоверии к солдатам и офицерам, которое лежит в ее основе, в несправедливом предположении, что все они попали в плен из-за собственной трусости.

...Жуков сказал, что считает своим долгом военного человека сделать сейчас все, чтобы предусмотреть наиболее полное восстановление справедливости по отношению ко всем, кто заслуживает этого, ничего не забыть, ничего не упустить и восстановить попранное достоинство всех честно воевавших и перенесших потом трагедию плена солдат и офицеров. "Все эти дни думаю об этом и занят этим", – сказал он".

Ох и артист Георгий Константинович! А что его "волновало и воодушевляло" 4 октября 1941 года, когда он собственноручно составил для войск Ленинградского фронта шифрограмму № 4976 следующего содержания:

"Разъяснить всему личному составу, что все семьи сдавшихся врагу будут расстреляны и по возвращении из плена они тоже будут репрессированы".

До такого не додумался ни Сталин, ни Мехлис. Ради карьеры и очередной звезды Жуков был готов стрелять в кого угодно - в своих и чужих,..”. (“Год 1942 – «учебный»”, В. В. Бешанов (http://iskatel.narod.ru/book/1942_4.htm))

Б. В. Соколов опубликовал в двенадцатом номере журнала “Знание – сила” за 2000 г. качественную статью “Сталин и его генералы: перекличка из двух углов” (http://www.znanie-sila.ru/online/issue_1148.html); в ней он, в частности, очень правдоподобно раскрывает пагубную сущность маршала:

“Интересно, что сам Еременко позднее, в 43-м, в дневниковой записи жаловался на грубость Жукова: «Жуков, этот узурпатор и грубиян, относился ко мне очень плохо, просто не по-человечески. Он всех топтал на своем пути, но мне доставалось больше других. Не мог мне простить, что я нет-нет, да и скажу о его недостатках в ЦК или Верховному Главнокомандующему. Я обязан был это сделать, как командующий войсками, отвечающий за порученный участок работы, и как коммунист. Мне от Жукова за это попадало. Я с товарищем Жуковым уже работал, знаю его как облупленного. Это человек страшный и недалекий. Высшей марки карьерист…»…

…А вот культ Жукова, пышным цветом расцветший в России, свидетельствует о нравственном нездоровье общества. Георгий Константинович не только был чемпионом по мордобою среди советских генералов и маршалов, но и в жестокости порой превосходил самого Сталина. Вот шифрограмма № 4976, посланная 28 сентября 1941 года командующим Ленинградским фронтом Жуковым армиям фронта и Балтийскому флоту: «Разъяснить всему личному составу, что все семьи сдавшихся врагу будут расстреляны и по возвращении из плена они также будут все расстреляны». По сравнению с этим продиктованный Сталиным печально знаменитый приказ № 270 от 16 августа 1941 года (под ним, кстати сказать, есть и жуковская подпись) выглядит недопустимо либеральным. Ведь там семьи пленных красноармейцев предписывалось только «лишать государственной помощи и поддержки» и ничего не говорилось о том, что уцелевших в плену будут расстреливать. И, думаю, Жуков не остановился бы перед проведением своих обещаний в жизнь, хотя на практике они способны были только деморализовать красноармейцев и позднее привести их под власовские знамена. А ведь расстрел всех членов семьи означал казнь и грудных младенцев. Но «мальчики кровавые» в глазах Георгия Константиновича не стояли, когда в 1956 году, в пору «оттепели», он лицемерно сокрушался в беседе с Константином Симоновым о судьбе советских пленных: «Трусы, конечно, были, но как можно думать так о нескольких миллионах попавших в плен солдат и офицеров той армии, которая все-таки остановила и разбила немцев. Что же, они были другими людьми, чем те, которые потом вошли в Берлин? Были из другого теста, хуже, трусливей? Как можно требовать огульного презрения ко всем, кто попал в плен в результате всех постигавших нас в начале войны катастроф?…».

Могут возразить: да, Жуков был жесток, но без него, без этой жестокости мы бы не победили. Что ж, давайте на мгновение представим, что во Второй мировой войне победила бы Германия. И вот спустя десятилетия в Рейхе уже не нацистский режим, а какой-то другой, более либеральный. И германские историки рассуждают примерно так: без диктатуры Гитлера, без «окончательного решения еврейского вопроса», без «превентивного» нападения на другие страны (а то бы они, мол, на нас напали), без расстрелов заложников, репрессий против мирных жителей, без истребления пленных мы бы не победили, так давайте же принимать и все это, раз мы гордимся нашей Великой Победой. «Бред» – наверняка скажут наши читатели. Но разве не напоминают этого отношение многих людей к победе в Великой Отечественной войне. Ведь очень многие историки, политики и рядовые обыватели рассуждают примерно так же:.. …Нет, нельзя ставить памятники Жукову, а тем более равнять его со Святым Георгием”.

Страшная жестокость маршала проявлялась в его руководстве армией, и объективные свидетельства об этом, слава Богу, сохранились.

“А уж с тем, что Жуков положил солдат больше, чем любой другой полководец в мире, не спорят, кажется, даже его апологеты. Тут и поражение Юго-Западного фронта в первые дни войны, и кровопролитные безуспешные атаки Западного фронта на Ржевско-Вяземский плацдарм в 1942 году, и Берлинская операция. Можно привести картину безумного штурма Зееловских высот в последние недели войны, запечатленную одним из уцелевших комбатов. Он пробовал возразить, что немецкая система огня не подавлена и надо еще поработать артиллерии. Ему пригрозили расстрелом, если немедленно не поведет бойцов в атаку. После нескольких атак из 800 человек в строю осталось не более ста. Когда остатки батальона уже собирались отступить, дзот внезапно замолчал. Командир с немногими уцелевшими солдатами (офицеры были выбиты почти все) ворвался в дзот. Второй номер сопротивлялся, и его пристрелили. А первый номер уцелел: он сошел с ума, увидев перед собой такую гору трупов. Иначе Жуков воевать не умел.” (“Георгий Жуков: народный маршал или маршал-людоед?”, Б. В. Соколов)

Чудовищное, страшное кровопролитие учинил маршал и после окончания войны:

“Будучи поджигателем Второй Мировой войны, СССР так же готовил и Третью. 14 сентября 1954 г. на Тоцком полигоне под Оренбургом советы проводили испытания ядерного оружия. Жуков приказал испытать на живых солдатах воздействие атомной бомбы. Историк Игорь Бунич в книге "Операция "Гроза" так описывает это страшное преступление: "Из 40 тыс. военнослужащих, брошенных на полигон, 30 тыс. быстро умерли от ожогов и радиации. 10 тыс. стали инвалидами”. (“Венок колючей проволоки на могилу маршала Советского Союза Г.К. Жукова”, Г. А. Алексеев)

Спустя два года Г. К. Жуков продолжил свою кровопускательную деятельность.

“Жуков исправно руководил действиями советских войск по подавлению антитоталитаристского восстания в Венгрии осенью 1956 г. и докладывал партийному руководству о ходе этой позорной акции. Трудно оставаться безучастным, читая, например, его донесение от 4 ноября, сохранившееся, как и прочие, в "Особой папке" – секретнейшем архиве ЦК КПСС. В нем, в частности, говорилось: "В г. Будапешт остался один крупный очаг сопротивления мятежников в районе кинотеатра "Корвин" (юго-восточная часть города). Мятежникам, обороняющим этот опорный пункт, был предъявлен ультиматум о капитуляции. В связи с отказом мятежников сдаться, войска начали штурм... Войска, продолжая выполнять поставленные задачи, очищают от мятежников территорию Венгрии". 1 декабря 1956 г. Жукова наградили очередным орденом Ленина и четвертой медалью "Золотая Звезда". Награждение совпало с 60-летием, однако не вызывает сомнений, что он был награжден за "подвиг" в Венгрии.” (“Падение «никитоносителя»: политический расстрел маршала Жукова”, Г. Чернявский)

“…Жуков командовал карательной операцией по зверскому вооружённому подавлению антикоммунистического восстания венгерского народа, на его "совести" несколько десятков тысяч мирных жителей Венгрии. За этот свой очередной "подвиг" кровавый маршал удостоился неслыханной милости в Совдепии, получив от Хрущёва четвёртую звезду героя Советского Союза.” (“Венок колючей проволоки на могилу маршала Советского Союза Г.К. Жукова”, Г. А. Алексеев)

Было бы наивно думать, что маршал лишь исполнял во время подавления этого восстания волю “третьего вождя” и других высокопоставленных чинов советского государственного аппарата, навязанную ему “свыше”; всё было иначе – Г. К. Жуков являлся одним из трёх людей, организовывавших и прорабатывавших подавление венгерского восстания.

“В начале ноября в дни восстания в Будапеште Микоян вместе с Сусловым и Жуковым (прим. автора: выделено Maxim’ом) принимал решения, которые привели к его подавлению и формированию новых органов партийного и государственного руководства Венгрии.” (“Микоян”, Р. А. Медведев (http://soratniki.chat.ru/mik_10.html))

Очень хорошо и подробно осветил некоторые исторические события, в которых принимал участие, в частности, Г. К. Жуков, И. Л. Бунич в своём труде “«Гроза». Кровавые игры диктаторов” (http://militera.lib.ru/research/bunich1/index.html); при этом описание и анализ штабных игр (или, во всяком случае, первой из них, если речь в труде идёт только о ней), о которых уже указывалось, в нём даны, вероятно, более адекватные, чем у В. Суворова (ссылавшегося, в частности, на мощное исследование “Неизвестный Жуков: портрет без ретуши в зеркале эпохи” (http://militera.lib.ru/research/sokolov2/index.html) уже упоминавшегося Б. В. Соколова) в “Тени победы” – хотя, в любой из альтернатив, будь-то прав в описании игр, т.е. хода их проведения, их особенностей и даже того, кто руководил “Восточными” (“красными”) и “Западными” (“синими”), И. Л. Бунич или Б. В. Соколов и В. Суворов – ибо ныне, несомненно, часто бывает весьма нелегко безошибочно реконструировать те или иные аспекты советской исторической действительности, которая была словно туманом защищена ложью заангажированной пропаганды и омутами дезинформации (собственно, о проведении тех же штабных игр и даже об их количестве у историков ныне существуют различные взгляды, которые, впрочем, почти всегда не соответствуют тому, что писал маршал), – ясно вскрывается как ложь, изложенная Г. К. Жуковым (бывшим на момент проведения указанных штабных учебных игр генералом армии, командующим войсками Киевского особого военного округа) в его мемуарах – “Воспоминаниях и размышлениях”, так и его глубоко пагубная, демонизированная сущность. Итак, И. Л. Бунич в указанном выше произведении пишет:

“20 декабря Сталин затребовал к себе Тимошенко и Мерецкова и потребовал от них анализа военной обстановки в мире, а также доклада о готовности к военной конференции и стратегическим штабным играм, которые должны были начаться 23 декабря. Военные воспользовались случаем и доставили Сталину на просмотр списки «высшего начальствующего состава, привлекаемого на оперативно-стратегическую игру, с распределением по ролям». Списки были составлены отдельно по «Восточной» и «Западной» стороне игр, которыми соответственно должны были руководить генерал-полковник танковых войск Павлов и генерал армии Жуков вместе с приблизительно полусотней высших офицеров разных рангов и должностей.

После просмотра списков Мерецков выступил с кратким сообщением. Еще никогда с момента начала второй империалистической войны в Европе (это определение, придуманное в отделе агитации и пропаганды ЦК ВКП(б), все более входило в моду и нравилось вождю) немцы не попадали в такое несбалансированное положение. С одной стороны, они вынуждены держать 93-95 дивизий на южном побережье Ла-Манша в готовности к вторжению на Британские острова, что несомненно произойдет летом будущего года, но, с другой стороны, при нынешнем оперативном бездействии этих войск на канале Гитлер все более ощущает нехватку сил на других направлениях. Англичане, понимая это, расширяют театр военных действий в тех регионах, оборону которых Гитлер опрометчиво доверил своим итальянским союзникам. Над итальянской армией в Африке и Греции, несмотря на ее численное и материальное превосходство над объединенными англо-греческими частями, нависла уже вполне реальная угроза катастрофы, которая неминуема, если немцы не окажут своим незадачливым союзникам быстрой и непосредственной помощи.

В связи с этим очень интересным становится вопрос: откуда Гитлер снимет войска – с канала или с нашей границы? Если он снимет с канала, значит, он снова отказывается от высадки. На канале 94 дивизии – это минимум того, что необходимо для осуществления успешной высадки на южное побережье Англии, где Гитлера ждут 52 британских дивизии. Если он снимет с нашей границы, то это будет еще одним подтверждением второстепенности восточного направления и необходимостью держать войска в Польше только для их комплектования и обучения в относительной дали от основных театров военных действий и за пределами достигаемости авиации противника.

Если начнется переброска войск в Грецию с территорий бывшей Польши и бывшей Чехословакии, то неизбежно накопление этих частей в Румынии и Болгарии, а, возможно, и в Югославии, что подставит эти части в состоянии на марше под фланговый удар наших войск, создавая обстановку для их быстрого окружения и разгрома.

Накануне запланированных стратегических игр с 23 по 31 декабря было назначено совещание высшего руководящего состава РККА, на котором с главным докладом должен был выступить командующий войсками Киевского особого военного округа генерал армии Жуков, недавно ставший и депутатом Верховного Совета. Темой его доклада был «Характер современной наступательной операции».

Генерал, основываясь на собственном недавнем опыте боев на Халхин-Голе и на годичном опыте «второй империалистической войны» в Европе должен был наметить схему будущих действий всех видов Вооруженных сил в рамках национальной стратегии – «малой кровью на чужой территории».

Сталину нравились решительность, беспощадность и энергия Жукова, нравилась его вспыльчивость и грубость, та легкость, с которой командующий ставил к стенке своих подчиненных за малейшие промахи по службе, нравилось его крестъянско-пролетарское происхождение. Нравилось и то, что Жуков не был офицером (пусть даже младшим) времен Первой мировой войны, не был выдвиженцем Троцкого в годы гражданской войны, почти всю ее «оттрубив рядовым и младшим командиром» и что весь он состоялся под крылышком Семена Буденного в придуманном последним генеральном штабе кавалерии.

Сталин выбрал Жукова именно потому, что шестым чувством опытного администратора увидел в нем именно того человека, который, обладая почти таким же концентратом звериной энергии, воли и жестокости, что и он сам, является по существу единственным человеком, который мог бы осуществить операцию «Гроза» именно так, как ее задумал Сталин – прокатиться по Европе мощным паровым катком, не считаясь ни со своими, ни с чужими потерями, гоня своей нечеловеческой энергией войска вперед через горы своих и чужих трупов.

Сталину и многим людям из его окружения было ясно, что страна, единственной идеологией которой являлся непрекращающийся ни на минуту (как завещал Ленин) террор, живет, если отбросить всю пропагандистскую шелуху, в состоянии постоянно обостряющегося внутриполитического кризиса. В течение 20 лет, прошедших после окончания гражданской войны, этот кризис тряс и корежил страну припадками, напоминающими приступы эпилепсии, не давая ни секундной передышки”.

Первая стратегическая штабная игра (по другим данным, речь идёт о первой части первой игры), как ныне известно, была выиграна Д. Павловым.

“Участники игры организационно были разделены на «Восточных» и «Западных». Командовал «Восточными» генерал-полковник танковых войск Дмитрий Павлов. Начальником штаба у него был генерал-лейтенант Кленов, начальником оперативного отдела штаба – генерал-майор Климовских, а авиацией «Восточных» командовал сам Рычагов.

В распоряжении «восточных», которые на первом этапе игры считались Северо-Западным фронтом и должны были наносить самый вожделенный удар по Восточной Пруссии, пять общевойсковых армий, четыре механизированных корпуса в составе 10 танковых дивизии, один кавалерийский корпус, отдельный стрелковый корпус и 80 авиаполков. Поддерживал удар группировки Балтийский флот, которым командовал контр-адмирал Алафузов.

«Западными» командовал генерал армии Жуков, а начальником штаба у него был бывший военный атташе в Берлине, тогда комкор, а ныне генерал-лейтенант Пуркаев.

Силы «Западных», как всегда, были гораздо слабее и состояли из трех общевойсковых армий одного механизированного корпуса, одной танковой, одной кавалерийской дивизии и одной пехотной дивизии резерва.
Действия «Западных» также поддерживало соединение флота, которым командовал молодой контр-адмирал Головко.” (Там же)

“Как и следовало ожидать, стремительное наступление «Восточных» на Кенигсберг и Варшаву развивалось почти без помех. Смятые и окруженные «западные», которых еще именовали «синими», быстро прекратив организованное сопротивление, не успели даже откатиться на новые рубежи, как попали в стальные клещи танковых корпусов «Восточных», справедливо именуемых «красными».” (Там же)

Во второй игре (по другим данным, речь идёт о второй части первой игры), в которой “Западными” (“синими”) снова командовал Г. К. Жуков, атаку “Восточных” (“красных”) удалось стабильно остановить, а фронт, установившийся в восточной Пруссии, стабилизировался. Однако после этого игра имела продолжение, в которой убедительно выиграл Г. К. Жуков – силы “Восточных” оказались совершенно не готовыми к резкому, неожиданному удару; именно эта игра вызвала негодование второго вождя и ряд последовавших вслед за этим событий:

“Завязались ожесточенные бои: рывок «красных» на Варшаву был остановлен. Фронт в восточной Пруссии стабилизировался. Наступающим не удалось выйти на оперативный простор, смяв и окружив «западных».

А Мерецкова неожиданно охватило вдохновение.

Он предложил, исключительно ради проработки теоретического варианта, взять за основу состав сил сторон, указанный в «Сводке № 8», и несколько изменить условия игр. Передать внезапность «западным» («синим») и посмотреть, что из этого получится.

Тимошенко снова пытался возражать, но Мерецкова неожиданно поддержал Жуков, почуявший в этом варианте возможность еще раз ярко продемонстрировать свои наступательные возможности.

А собственно говоря, если речь идет об играх, пусть даже военных, не все ли равно откуда их демонстрировать: с запада, юга или с востока. На то игры и существуют, чтобы выдумывать, проигрывать и исследовать самые невероятные варианты, которых в реальной жизни может никогда и не быть.

Удар «западных», руководимых Жуковым и Пуркаевым, оказался страшным.

«Прорвав в нескольких местах фронт «восточных», танки Жукова ринулись вглубь территории противника, сметая все на своем пути.

Не имея права на отступление, части «восточных» («красных»), заняв жесткую оборону, быстро угодили в окружение и их положение стало безнадежным. Катастрофа на севере и в центре не позволила южному флангу «восточных» осуществить задуманное контрнаступление.

Чтобы спасти положение, Павлову нужно было срочно отводить свои войска, но не имея никакого плана на отступление, и он сам, и посредники ясно видели, что отступление мгновенно перерастет в хаос и беспорядочное бегство.

Игра была быстро прекращена.

Тягостное чувство охватило всех участников. Такое чувство бывает у обреченных, которым чудесный оракул на мгновение приоткрыл тайну их будущей судьбы”. (Там же)

Реакцию И. В. Сталина, узнавшего об этой игре (по другим данным, речь идёт о третьей части первой игры или о второй игре) и её результатах, можно было предполагать – под ударом оказались его параноидальные мечтания, внушённые Жругром (а, возможно, ещё и Гагтунгром), о власти над Европой, а затем и над всем миром; вместо же этого речь шла о глухой обороне на своей территории перед лицом успешно атакующего противника.

“Узнав об этой игре, Сталин пришел в ярость.

Вызвав в Кремль участников игр вместе с Тимошенко и Мерецковым, вождь потребовал объяснений.
Как водится, все свалили на Мерецкова, поскольку инициатива этого безобразия исходила именно от него.
Однако Сталин никаких шуток выслушивать не желал. Он заметил Павлову что тот не смог найти правильных решений в ходе игры и подставил свои войска под разгром.

Павлов стал возражать, что он подвергся внезапному удару. А эти вопросы вообще никогда ранее не прорабатывались ни теоретически, ни тем более практически. И атакован он был какими-то фантастическими силами, взятыми с потолка.

Наконец Сталин изрек:

– Товарищ Тимошенко просил назначить начальником Генерального штаба товарища Жукова. Давайте согласимся.

Мерецков и Жуков одинаково помертвели.

Для первого это означало снятие должности с непредсказуемыми последствиями.

Для второго это означало вступление в должность, где он ничего ровным счетом не смыслил, что также могло привести к непредсказуемым последствиям.

Видимо, на Сталина произвела сильное впечатление речь Жукова на Совещании, а также его действия в игре, как на стороне «синих», так и на стороне «красных».

Прямо на совещании в Кремле 12 января 1941 года Сталин снимает с должности Мерецкова и назначает Жукова именно начальником Генерального штаба.

К этому времени в СССР уже сформировался тип так называемого универсального профессионального руководителя, способного в теории возглавлять любое доверенное ему учреждение. Вчера он мог быть директором больницы» завтра – директором консерватории, послезавтра – главным редактором центральной газеты. Администрирование везде шло по общему трафарету и никаких крупных проблем не возникало.

Но даже в сталинской России подобный человек не мог быть назначен на должность, требующей не административного опыта, а глубокой профессиональной подготовки. Другими словами, он мог быть директором больницы, но не ведущим хирургом, директором консерватории, но не ведущим дирижером и т.д.

Генерал Жуков с грехом пополам – справился бы с должностью Наркома обороны. Тем более, что он был бы нисколько не хуже своих предшественников на этом посту: Ворошилова и Тимошенко. Но на посту Начальника генерального штаба – должности чисто профессорской, академической – он мгновенно достиг предела своей полной некомпетентности.

Как известно, сразу же после начала войны Жуков был снят с должности начальника Генштаба, которой он полностью не соответствовал, и начал миллионами солдатских трупов (которые до сих пор не могут точно сосчитать, остановившись на цифре между 25 и 40 миллионами человек) исправлять свои довоенные ошибки.
Его методы ведения войны ужаснули даже самого Сталина. Но послевоенный Сталин был уже не тот, чтобы как следует разобраться со столь популярной личностью. Все, что вождь мог сделать, это отправить Жукова командовать отдаленным округом.

Появившись снова на сцене после смерти вождя, послевоенный Жуков прославился тем, что отдал приказ на живых солдатах испытать атомную бомбу, что и произошло 14 сентября 1954 года на Тоцком полигоне под Оренбургом.

Что это? Малограмотность или сознательное преступление? Возможно, Жуков не понимал, что такое атомное оружие, а советники побоялись ему об этом доложить? Маловероятно.” (Там же)

Даже если всё-таки попытаться предположить, что маршал по каким-то причинам не обладал полноценной информацией о воздействии атомного оружия, тепловой и, в особенности, лучевой (радиационной) волн взрыва на организм человека, то его действия, которые подвергли смертельной опасности десятки тысяч человек, выдают в нём, по меньшей мере, личность, совершившую тяжелейшую преступную халатность, бездумного и жестокого экспериментатора. Однако, следует повториться, это так, если Г. К. Жуков всё-таки указанной правды не знал, что хотя бы после Хиросимы и Нагасаки кажется более чем сомнительным; в случае же присутствия у маршала соответствующих знаний его действия выдают почти чудовищную жестокость.

“Это обычное для Жукова отношение к солдатам, как к самому дешевому расходному материалу.

Из 40 тысяч военнослужащих, брошенных на полигон, 30 тысяч быстро умерли от ожогов и радиации. 10 тысяч стали инвалидами. В настоящее время (1997 г.) их осталось менее тысячи человек. А это были парни 33-34 гг. рождения. Только сейчас они должны были пересечь шестидесятилетний рубеж.

Вскоре после испытаний Жуков получил четвертую Звезду Героя.

За каждую его звезду заплачено примерно десятью миллионами солдатских жизней.” (Там же)

Ценные описания событий, в которых принимал участие маршал, можно найти в произведении участника военных событий П. Г. Григоренко “В подполье можно встретить только крыс…” (http://www.lib.ru/POLITOLOG/GRIGORENKO/podpol.txt) и в его письме “Сокрытие исторической правды – преступление перед народом!” (http://www.lib.ru/POLITOLOG/grigorenko.txt) в редакцию журнала “Вопросы истории КПСС”. В своём письме П. Г. Григоренко пишет о маршале следующее.

“Совершенно особо стоит вопрос ещё об одном человеке – из  главных, ответственных за поражения начального  периода войны. Я имею в виду маршала Советского Союза Г.  К.  Жукова. Своей самоотверженной полководческой деятельностью в ходе войны и незаурядными военными дарованиями он снискал мировую известность и глубокое уважение советского народа. И всё же мы не вправе замолчать тот факт, что накануне войны Георгий Константинович занимал пост начальника Генерального Штаба и был, следовательно, тем лицом, которое несло  главную  ответственность: за боеготовность войск, за отвечающее современным требованиям строительство вооружённых сил, за соответствие военно-теоретических взглядов достигнутой ступени развития военного дела и за правильность оценки боевой мощи противника.

По своим тогдашним знаниям и опыту он, бесспорно, не мог нести ответственности за всё это. Должность начальника Генерального Штаба была ему в то время явно не по плечу. Чтобы убедиться в этом, достаточно напомнить, что: 1) это он санкционировал, в преддверии войны, уничтожение старых, но вполне современных и являвшихся преградой на путях вероятного наступления врага, укреплённых районов, 2) переформирование танковых войск было затеяно по его личному настоянию, 3) он не смог правильно оценить противника, величину нависшей над страной угрозы, определить, хотя бы приблизительно, сроки возможного нападения врага и доверял явно дезинформаторским сведениям начальника Разведупра Голикова.”

Произведение П. Г. Григоренко “В подполье можно встретить только крыс…” насыщено описаниями множества событий и эпизодов, связанных с участием Г. К. Жукова. Достаточно обратить внимание хотя бы на некоторые из них.

“Граница со стороны Манчжурии и внутренней Монголии тогда ещё не охранялась и войска внешней Монголии без сопротивления поставили границу как им хотелось. Когда японцы вздумали тоже стать на границе, они пошли к  реке Халхин-Гол, легко прогнав пограничную стражу монголов. Вмешались советские войска и завязались кровопролитные бои за клочок песчаных дюн, длившиеся почти четыре месяца. И вот теперь Штерн готовился боем разрешить спор. Одновременно он развязывал узлы, которых немало навязал Георгий Константинович Жуков. Одним из таких узлов были расстрельные приговоры. Штерн добился, что президиум Верховного Совета СССР дал Военному Совету фронтовой группы право помилования. К этому времени уже имелось 17 приговорённых к расстрелу. Даже не юристов содержания уголовных дел приговорённых потрясали. В каждом таком деле лежали либо рапорт начальника, в котором тот писал: "Такой-то получил такое-то приказание, его не выполнил" и резолюция на рапорте: "Трибунал. Судить. Расстрелять!", либо записка Жукова: "Трибунал. Такой-то получил от меня лично такой-то приказ. Не выполнил. Судить. Расстрелять!". И приговор. Более ничего. Ни протоколов допроса, ни проверок, ни экспертиз. Вообще ничего. Лишь одна бумажка и приговор.”

П. Г. Григоренко указывает и на нелицеприятные действия маршала, направленные на сокрытие им своих военных промахов, фактически – на затемнение и фальсификацию истории.

“Бои на Халхин-Голе были описаны довольно серьёзно. Работал над этим большой коллектив офицеров, операторов из штаба фронтовой группы и 1-ой армейской группы. Я в составе авторского коллектива не был. Поэтому могу считать свою оценку этого труда объективной.

Труд исключительно деловой. В нём очень хорошо раскрыты недостатки в подготовке войск и офицерских кадров. Детально описаны и разобраны боевые действия. В них показано использование родов войск, тыла, недостатки командования. В нём нет прямых нападок на Жукова и похвал Штерну, но каждый прочитавший поймёт, кто чего стоит. Понял это и Жуков.

Книга писалась сразу же после событий и была представлена в Генштаб. Там она была прочитана и получила горячее одобрение. Жуков в это время командовал Киевским Военным Округом. Пока книга ходила по отзывам и готовилась к печати, Жуков получил назначение начальником Генштаба. Первое, что он сделал, придя на эту должность, потребовал книгу о Халхин-Голе. Прочитал от корки до корки и начертал: "Они там не были и ничего не поняли. В архив". Так книга, вскрывшая на небольшом боевом эпизоде те коренные пороки в боевой подготовке войск и офицеров, которые выявились… …во Второй мировой войне, оказалась упрятанной от офицерского состава.”

Автор работы “В подполье можно встретить только крыс…” проводит некоторые параллели между И. В. Сталиным и Г. К. Жуковым, раскрывая при этом ряд причин допущенных маршалом военных ошибок, стоивших жизни тысячам людей.

“Ни тот, ни другой военного образования не имеют. То, что Жуков командовал в мирное время полком, дивизией, корпусом и округом – военного образования заменить не может. И Халхин-Гол это продемонстрировал. Жуков делал там такие детские ошибки, что даже разбирать их неудобно. Ещё более беспомощным он оказался в роли начальника Генерального Штаба перед войной и в начале войны. Отличился он, когда по поручению Сталина, принял командование Западным направлением и добился стабилизации фронта под Москвой. Но сделал он это не какими-либо оригинальными оперативными замыслами и планами, а вводом в бой всё новых сил и беспримерной жестокостью. Сталину последнее импонировало больше всего и он "возлюбил" Жукова, оказал ему полное доверие и в течение всей войны использовал как дубинку, бросая на все решающие направления, как представителя ставки.”

Конечно, нельзя исключить вероятности того, что среди представленных выше материалов и сведений могут присутствовать отдельные аспекты, освещающие историческую действительность в чём-либо несколько пристрастно (например, совершенно очевидно, что считать Г. К. Жукова единственно ответственным за гибель от двадцати пяти до сорока миллионов советских воинов за время войны некорректно), не вполне точно. Вместе с этим, эти отдельные аберрации совершенно не изменяют общего характера той страшной правды, которая открывается, разверзается при разборе и анализе критических сведений и материалов о маршале. Таким образом, всё вышепредставленное и вышесказанное полностью подтверждает позиции и оценку Д. Л. Андреева относительно маршала Г. К. Жукова как выразителя демонической воли. Маршал умер в 1974 году; однако куда мог отправиться шельт убийцы не просто множества людей, на целых народных масс, жестокого приспешника советской Доктрины, палача, личности, готовой, под руководством демонического разума, развязать Третью Мировую войну, в которой погибли бы многие миллионы людей ? Далеко вниз, в глубины магм, в Пропулк, мог быть увлечён он, чтобы затем оказаться либо воплощённым в Гашшарве для подготовки к выполнению будущих планов Гагтунгра, либо затянутым грузом великодержавной кармы в шрастры и стать рабом дьяволочеловечества на века.

Возможно, этой страдающей за свои чудовищные преступления душе теперь хоть как-то поможет наша молитва ?

 

Maxim,

г. Киев, написано – 21.12.2003 (последнее изменение – 14.12.2004)

 

 

 

Возвращение на заглавную страницу сайта