Феномен “жизни после смерти”:

исследование правомерности

его “официально-научной” отечественной критики

 

 

Уже длительное время в научных и не научных кругах мировой общественности ведутся ярые обсуждения и споры на тему жизни после смерти, а именно – понимания пока сложнообъяснимых феноменов, описанных в книге американского философа Р. Моуди “Жизнь после жизни” (http://roza--mira.narod.ru/Biblioteka/Moudi_R_-_Zhizn_posle_zhizni.htm) (а также в вышедшей позднее его же книге “Размышления о жизни после жизни”) и в ряде других трудов, принадлежащих перу Э. Кюблер-Росс (“О смерти и умирании”, “Смерть не существует”), А. Ландсберга и Ч. Файе (“Четыре рода встреч со смертью” – http://omen.ru/script/face?id=10580), Дж. Мейерса (“Голоса на краю вечности”), Д. Р. Уиклера (“Путешествие по ту сторону”), С. Роуза (“Душа после смерти” – http://www.wco.ru/biblio/books/rouz1/main.htm), П. Калиновского (“Переход” – http://roza--mira.narod.ru/Biblioteka/Kalinovskii_P_-_Perehod__Poslednyaya_bolezn__smert_i_posle.zip), С. Грофа и Дж. Хэлифакс (“Человек перед лицом смерти” – http://roza--mira.narod.ru/Biblioteka/Grof_S__Helifaks_J_-_Chelovek_pered_lizom_smerti.htm), другими трудами С. Грофа, и иными исследованиями и работами. Если учесть важность и значимость предмета исследования – вопроса о посмертном существовании личности – для научной парадигмы мышления и вообще для человеческого мировоззрения, то не может оставаться никаких сомнений в том, почему и насколько он актуален: различные мировоззренческие позиции и установки сошлись в ярком противодействии между собой, а научная плоскость стала полем развёртывания этих событий. Не могли остаться безучастными к происходящим вот уже несколько десятилетий в западном мире событиям и отечественные учёные. Как правило, они, естественно, воспитаны советской, материалистической научной школой, однако ныне, в постсоветской действительности, высказываться могут свободно и потому их точки зрения тоже расколола конфронтация: одни ученые соглашаются с научными обоснованиями и доказательствами существования “жизни после смерти”, другие категорически отрицают их, третьи идут на некоторый синтез первых двух взглядов. Так или иначе, однако представителей второй категории на постсоветских пространствах оказалось немало (хотя и далеко не так много, как возникших везде “паранормальных” учёных, “учёных”-оккультистов, “экстрасенсов” и т.п.), а объективности их критики с научных позиций идей жизни после смерти и посвящена данная работа. Особо следует отметить, что речь здесь будет идти именно об анализе и осмыслении самой критики данных концептов, но отнюдь не о критике тех или иных людей как специалистов своих профессий; кроме этого, контекст работы будет носить теоретический характер, а потому в нём будут отсутствовать конкретные примеры тех или иных свидетельств получения “околосмертного опыта” – с ними возможно ознакомиться в указанных выше источниках и в других материалах.

Возникающие в процессе данного аналитического исследования выводы будут тактически осмысливаться в самой работе по мере раскрытия содержания используемых материалов, а также при её завершении. В исследовании будут использованы те информационные материалы, которые известны нам на момент его подготовки и написания.

Итак, рассмотрим одну из отечественных критических работ, касающихся феномена “жизни после смерти” – “Жизнь… «по ту сторону»” (http://www.skeptik.net/clinic/moroz_cl.htm), принадлежащая авторству О. П. Мороза. Её автор описывает одну из драматических нейрохирургических операций (к счастью, закончившуюся благополучно), проведенную опытными хирургами, во время которой у пациента наблюдалась клиническая смерть. Однако впоследствии этот человек не смог что-либо вспомнить о том периоде времени, когда он находился в состоянии клинической смерти: субъективно всё время операции он “проспал”. Далее автор начинает приводить доказательства, отрицающие существование жизни после смерти, ссылаясь, прежде всего, на известного отечественного медика В. А. Неговского, который множество раз беседовал с “воскрешёнными” людьми и имеет следующую точку зрения по поводу клинического умирания и рассматриваемого нами феномена:

“– Сам момент остановки сердца, – говорит Неговский, – уже не воспринимается больным. Его воспоминания относятся к гораздо более раннему моменту и обыкновенно очень смутны. Упоминают о ярких вспышках света, о мелькающих перед глазами искрах. Иногда в рассказах фигурируют «гул», «неразборчивый, невнятный шум». Зрительные галлюцинации возникают крайне редко. В общем, могу с полной ответственностью утверждать: сколько-нибудь связные рассказы о предсмертных минутах – редкость”.

В. А. Неговский (как исходя из приведенного отрывка, так и из изложения его работы “Клиническая смерть глазами реаниматолога”, которая посвящена медицинско-материалистическому объяснению феномена “жизни после смерти”) не совсем прав в своём заявлении, т.к. среди произведений вышеперечисленных авторов, выступающих в поддержку идеи жизни после смерти, присутствуют описания случаев, когда люди воспринимали остановку своего сердца и даже иногда наблюдали после этого “со стороны” за происходящим с ними и за окружающей их тело действительностью.

Далее, О. П. Мороз приводит во внимание следующее исследование:

“Сотрудники Американского общества парапсихологов К. Осис и Э. Харалдсон решили выяснить, в какой мере видения умирающих зависят от их принадлежности к той или иной национальной культуре. Для этого они опросили американских и индийских медиков, которые находились у постели тяжело больных соотечественников, слушали их рассказы. Выяснилось, что никому из американцев не являлись в их предсмертных видениях индийские божества и, наоборот, никому из индийцев – Иисус Христос. «Неожиданное» открытие, не правда ли?

Равным образом можно предположить, что все эти картины отъединения души от тела, путешествия к райским вратам видятся – во сне ли, в бреду ли, просто в фантазии – только людям верующим. И подсказаны они, конечно, их верой, а вовсе не какими-то реальными событиями, происходящими на грани жизни и смерти”.

Во-первых, судя по описанию О. П. Мороза, в проведенном исследовании записывались рассказы тяжелобольных людей, не прошедших или, во всяком случае, не обязательно прошедших через клиническую смерть или схожие психические состояния, поэтому полученные в исследовании данные не могут непосредственно соотноситься с проблемой, которую рассматривает О. П. Мороз; во-вторых, сделанными только что выводами – о присутствии прямой корреляции околосмертного опыта с религиозными взглядами получивших его людей – автор делает утверждение, которое серьёзно противоречит действительности: о некорректности подобного подхода писал ещё Р. Моуди в “Жизни после жизни”:

“Интересно, что в то время как приведенное выше описание светящегося существа изумительно постоянно, идентификация этого существа различными людьми различна. Она зависит главным образом от религиозной среды, в которой формируется человек, воспитания и личной веры. Так, большинство  из тех, кто по вере или по своему воспитанию являются христианами, считают, что этот свет есть ни что иное, как Христос и иногда приводят библейские тексты в подтверждение правильности своего понимания. Евреи называют свет "ангелом", но в обоих случаях очевидно, что люди не имели в виду, что существо было с крыльями и играло на арфе или хотя бы имело человеческие формы и вид. Был только свет, и каждый старался объяснить, что воспринимал существо как посланника или проводника. Люди неверующие и прежде далекие от религиозной жизни, просто говорят, что видели "светящееся существо". Тот же термин употребила женщина-христианка, которая по-видимому не считала, что это должен быть обязательно "Христос". Вскоре после своего появления  существо вступает в контакт с пришедшим человеком”.

“Даже те люди, которые придерживались до этого тех или иных традиционных взглядов на природу посмертного существования, после своего столкновения со смертью в каком-то смысле начинают к этому относиться по-другому. Я не встретил ни одного человека, который в своем рассказе описывал распространенную мифологическую картину посмертного бытия. Ни один не упоминал  о небесах, изображаемых на карикатурах, с жемчужными вратами, улицами, вымощенными золотом, и крылатыми ангелами, играющими на арфах. Так же ничего не говорилось об адском пламени и чертях с вилами.”

“…Как уже упоминалось ранее, упоминание о светящемся существе было неизменным, но определение его и описание варьировали несомненно в зависимости от религиозных взглядов лиц. Однако, в течение всего исследования я не слышал ни одного описания ада или рая, чем-либо напоминающее привычные картины, характерные для данной религиозной группы. В действительности многие лица напротив, подчеркивали как непохож их опыт на то, что они представляли себе в соответствии с их религиозными взглядами. Одна "умершая" женщина рассказывала: "Я всегда слышала, что когда умираешь, то сразу видишь и рай, и ад, но я не видела ни того, ни другого". Другая женщина, пережившая нетелесный опыт после жестокой травмы, говорила: "Странная вещь! Согласно моим религиозным представлениям, я всегда думала, что в минуту смерти вы оказываетесь перед прекрасными жемчужными вратами. Но тогда я просто парила вокруг моего собственного физического тела, вот и все! Это было совершенно неожиданно".

Далее, в нескольких случаях я получил свидетельства от лиц, не придерживавшихся никаких религиозных верований до пережитого ими. Их рассказы по содержанию не отличаются заметным образом от рассказов людей глубоко религиозных. В нескольких случаях встречались люди, которые были когда-то религиозными, но впоследствии, еще до предсмертного опыта, отошли от религии. После пережитого ими, их религиозные переживания вернулись с еще большей глубиной. Другие говорили, что хотя они и читали некоторые книги религиозного содержания, например, Библию, они никогда не понимали многих вещей, о которых читали до тех пор, пока не пережили предсмертного опыта.”

Тем самым, корректно было бы говорить о том, что околосмертный опыт заключает в себе определённые содержания, которые в “чистом” виде основательно коррелируют у многих людей, однако впоследствии, уже спустя некоторое время после получения опыта, могут облекаться попытками объяснения произошедшего, что привносит в картину те или иные додуманные элементы, искажения (вопрос о субъективных искажениях психических содержаний околосмертного опыта будет разобран несколько подробнее в этой работе позднее). Не исключено, что даже исследование К. Осиса и Э. Харалдсона и полученные в нём результаты могут служить этому определённым подтверждением. Однако О. П. Мороз отстаивает едва ли не противоположную и явно необъективную точку зрения, а, кроме того, описанные выше возможности происхождения аберраций на почве религиозных убеждений совершенно не являются обязательными и уж наверняка в большинстве случаев картину не искажают до неузнаваемости.

Далее автор пишет, вновь ссылаясь на В. А. Неговского:

“Несерьезно обсуждать реальность этих событий, но физиологи обсуждают, насколько типичны для умирающих людей галлюцинации с раздвоением, с тоннелями, стенами, светоподобными существами. В. А. Неговский не устает повторять, что это противоречит физиологии умирания. Оно начинается обычно с угасания «командных» органов, прежде всего коры головного мозга. Как правило, еще до наступления клинической смерти падает электрическая активность коры. Больной в этот момент выглядит совершенно безжизненным, в памяти его зияет провал.

– Утверждать, будто в этот период можно что-то запомнить, – говорит В. А. Неговский, – абсурдно. Это равносильно уверению, что можно играть в футбол с парализованными ногами”.

Как изумительно правильно сказаны эти слова ! Действительно, для используемой материалистической парадигмы мышления изучаемый феномен – “жизнь после смерти” – оказывается невозможным, “мистическим”, “паранормальным”, как чрезвычайно затруднительным оказывается и беспристрастный анализ фактов, с которыми приходится иметь при изучении этого феномена дело; однако он существует и объективно пояснить с позиций материалистического мироосмысления его не удаётся, ибо такое объяснение подрывает сами основы этого мироосмысления. Факты противоречат убеждениям некоторых людей, а последние, используя те или иные будто бы научные объяснения происходящего, пытаются либо дать им хоть какое-то объяснение, либо же и вовсе утверждают об их несуществовании. Но что правильнее: изменить собственное мировоззрение, которое было бы в состоянии полноценно отражать картину окружающего мира, или же продолжать пытаться максимально искажать сведения, доставляемые окружающим миром, лишь бы только они соответствовали принятым взглядам на жизнь ? К сожалению, многие люди по-прежнему оказываются не в состоянии покинуть омуты своей псевдонаучной догматичности и, поддаваясь слабости, избирают второе.

О. П. Мороз далее пишет:

“И все же в эти тяжкие часы и минуты – за какое-то время до критического момента и через какой-то срок по прошествии его – человека, конечно, могут посещать галлюцинации, видения. Странно было бы это отрицать. Его мозг болен, ему не хватает кислорода. Кислородное голодание, длящееся более пяти – семи минут, вызывает гибель коры. Это уж не клиническая смерть – окончательная, бесповоротная гибель”.

Конечно, отрицать само существование видений бессмысленно, намного важнее дать им корректное, содержательное пояснение. Прежде всего, что представляют из себя галлюцинации ? Галлюцинации – это неадекватные действительности восприятия, “обманы чувств”, возникающие без соответствующего внешнего раздражения. Однако насколько подпадают видения умирающих людей под определение галлюцинаций ? Разбирая данный вопрос, следует иметь в виду, что ряд учёных придерживается взгляда о тождественности многих черт феномена “жизни после смерти” аутоскопическим галлюцинациям, т.е. видения самого себя со стороны. К сожалению, в этих случаях упускается из виду, что во время указанных галлюцинаций “фантом” субъекта зрительно воспринимается им как живое, подвижное, подражающее ему существо, как он сам, притом, возможно, даже более реальный “он сам”, чем его “наблюдатель”, тогда как в случае внешне отчасти схожих с аутоскопическими галлюцинациями эффектов “выхода за пределы тела” и наблюдения за ним “со стороны”, связанных с феноменами “жизни после смерти”, субъект воспринимает “реальным” именно себя как “наблюдателя”, тогда как наблюдаемое тело видится неподвижным, умирающим или мёртвым, и не воспринимается как более реальный и полноценный носитель личности данного субъекта по сравнению с “наблюдателем”. Тем самым, даже несмотря на некоторые схожие элементы, построение тождества между аутоскопическими галлюцинациями и феноменом “жизни после смерти” оказывается неадекватным действительности. Можно ли, в таком случае, обозначить рассматриваемый феномен как галлюцинации – не обязательно аутоскопические, но вообще как галлюцинации ?

Несомненно, объективно проверить на достоверность почти всё из того, что описывают такие люди, как-то “чёрные тоннели”, “светящиеся существа”, “умершие родственники”, “другой мир” и т.п., сейчас почти невозможно  – однако не относительно всего ситуация является таковой. Задокументированы и подтверждены случаи, когда люди, находящиеся в состоянии клинической смерти, могли впоследствии точно описывать всё, что происходило с ними и вокруг них во время пребывания в этом состоянии, давать достоверные сведения о том, чего они точно не могли знать обычным для человека образом, в том числе и о таких событиях, которые происходили на большем или меньшем пространственном удалении от них в других помещениях здания или даже на многие километры за его пределами; такие случаи неоднократно описываются у различных авторов, включая Р. Моуди – в книге “Жизнь после жизни”, А. Ландсберга и Ч. Файе – в книге “Встречи с тем, что мы называем смертью” (случаи второго, третьего и четвёртого рода встреч), и др. К примеру, речь может идти о детальном описании действий медиков, спасающих жизнь пациенту, о такой же точной передаче сведений относительно родственников, находящихся и волнующихся в одном из помещений больницы или пребывающих за многие километры от него и доселе ничего не подозревающих о происходящем, о сообщениях касательно отдельных предметов, их местоположении и виде, узнать о которых было до того для человека невозможно, и т.п. Все факты подобного рода, открыто и выраженно доказывающие, что феномены “жизни после смерти” не являются галлюцинациями или, во всяком случае, являются ими не во всех случаях и потому не могут быть адекватно объяснены как галлюцинации, а представляют из себя особое, изменённое, по сравнению с “обычным”, состояние сознания, практически всегда старательно опускаются критиками идей жизни после смерти, будь-то сознательно или бессознательно (что объясняется установками материалистического мировоззрения этих людей, вытесняющих нежелательную для сознательно разделяемых взглядов информацию в бессознательное).

Впоследствии О. П. Мороз замечает:

“Еще один американский психиатр, Элизабет Кюблер-Росс, «крупный авторитет в вопросах изучения смерти», как аттестует ее западная печать, опросила уж не десятки и не сотни, а тысячи больных и пришла к твердому убеждению, что смерть тела не означает конец бытия. По образцу настоящей науки тут нагнетается статистика: дескать, чем больше число опрошенных, тем весомее аргументы. Можно, однако, опросить и десятки тысяч, и сотни – доводы в пользу загробной жизни от этого убедительнее не станут. Ибо в чем же может убедить бред тяжелобольного человека!”.

К сожалению, автор непоследователен: это замечание идёт вразрез тем, где утверждается о крайней редкости рассматриваемых феноменов, в том числе утверждениями процитированного В. А. Неговского. Кроме того, сами феномены могут определёнными людьми рассматриваться как бред, тогда как другими – как изменённые состояния сознания, причём во втором случае сама формулировка уже не будет столь пристрастной и не станет нести вполне определённое заангажированное содержание относительно этих феноменов. Бред – это синдром психического расстройства, проявляющийся в неадекватных суждениях, умозаключениях, имеющий лишь субъективные обоснования и не поддающийся коррекции; однако, как уже только что было выяснено, далеко не всегда феномены “жизни после смерти” могут поясняться как галлюцинации. Подходит ли для них, точнее – для всех из них, объективно вместо этого определение бреда ? Однозначно, нет: действительно, содержания феномена практически не поддаются коррекции со стороны субъекта, однако, о чём уже говорилось, в ряде случаев они обладают не только субъективными, но и, главное, объективно доказуемыми обоснованиями, а что касается суждений и умозаключений, то во многих феноменах “жизни после смерти” они не занимают не только ведущего, но даже значительного места; такие феномены не попадают в сферу ни паранойяльного, ни параноидного бреда в принципе (по общеизвестному определению этих видов бреда), а в сферу бреда парафренного не могут быть зачислены из-за различий с ним в 1) определении (парафренный синдром может быть определён как сочетание фантастического бреда величия с бредом преследования, воздействия и разнообразными явлениями психического автоматизма, что явным образом отличается от специфики явлений “жизни после смерти”), 2) протекании самих феноменов (в случае получения околосмертного опыта человек пребывает в бессознательном состоянии) и 3) в субъективном содержании получаемого при этом личного опыта (околосмертный опыт, в отличие от бредовых состояний, порою не просто воспринимается как совершенно реальный, но и может обладать трансформирующим воздействием на всю последующую жизнь человека). Если же рассматривать типологию бредовых состояний не структурно-характерологически, а предметно-содержательно, то вид бреда, соотносимый или схожий с феноменом “жизни после смерти”, в ней вообще отсутствует, – тем самым, все аргументы указывают на то, что определение данных явлений как “бред тяжелобольного человека” весьма некорректно.

Продолжая, О. П. Мороз пишет:

“Как понять, что сюжеты болезненных видений у многих людей одинаковы? Вовсе не обязательно одинаковы сами видения – могут быть одинаковы рассказы. Советский психолог Михаил Нилин (сын известного писателя Павла Нилина) считает, что все дело в том, какие мотивы сильнее – те, что заставляют говорить правду, или те, что склоняют к выдумкам.

– В случаях, с которыми имели дело американские исследователи, – говорит М. Нилин, – налицо мотивы второго рода. Люди хотят, чтобы их считали добродетельными. А что лучше «канонических» видений докажет всем строгость, богоугодность и чистоту их жизни?”.

М. Нилин говорит о том, что не имеет под собой реальных оснований: даже Р. Моуди, как уже цитировалось, особо отмечал, что “канонические видения” очень редки среди феноменов “жизни после смерти”, даже практически отсутствуют среди них.

“Еще одна группа мотивов – тщеславие, желание не отстать от других. Мотивов много, и мотивы эти из числа сильнейших. Кому принадлежат сообщения, приводимые американскими учеными? По преимуществу людям пожилым, одиноким и больным, которым льстит внимание ученого, для которых беседа с ним, быть может, единственный шанс ощутить, что их опыт, они сами нужны, интересны людям. Рассказчик невольно напрягается, старается понять, что ждут от него, старается не разочаровать.”

Это безосновательное и очень неправдоподобное объяснение, пытающееся раздуть возможность некоторого искажения содержания рассматриваемого нами феномена, которое запомнилось человеку, до ирреальных, несопоставимых с действительностью масштабов. Кроме того, далеко не все из тех, кто делится своими воспоминаниями о “жизни после смерти”, являются людьми пожилыми и одинокими.

“М. Нилин привел случай из собственной практики. Пожилой человек перенес операцию. Рассказывая М. Нилину о своих ощущениях, он мог припомнить лишь острое чувство страха, испытанное им в тот момент, когда на его лицо опускалась наркозная маска, и ощущение жажды после того, как он пришел в себя. Через некоторое время психолог встретил его в какой-то компании, где его знакомый повторил свой рассказ, но уже со многими красочными деталями и подробностями, не слышанными от него прежде:

– Вдруг, слышу, играет музыка. Неужели на похоронах? Дочь Лиза потратилась, оркестр пригласила. Это, думаю, напрасно.

– Человек этот по характеру всегда был тихим и робким, – замечает М. Нилин. – Но, вот, неожиданно у него появилась возможность стать «душою общества», центром всеобщего внимания. Соблазн велик. Человек поддался, уступил и даже сам не заметил, как это произошло. То, что он рассказывает, для него самого – истинная правда.”

В этом примере речь идёт, конечно, не просто об искажении действительности, но о явном выдумывании событий бывшего пациента “с пустого места” (если, конечно, он изначально после операции смог или захотел сообщить М. Нилину всю информацию о пережитых им во время операции ощущениях). Однако ведь, как отмечает Р. Моуди, ему приходилось общаться с людьми, которым из-за непонимания окружающих было очень тяжело выразить переживания своего околосмертного опыта другим людям, а описанный М. Нилиным человек (возможно, из-за произошедшего изменения отношения части общества к феномену “жизни после смерти”, когда люди, пережившие его, далеко не всегда уже воспринимаются окружающими как психически неадекватные) делал это, судя по описанию, без особого труда, даже с удовольствием. Кроме того, в его случае налицо присутствуют выдуманные элементы, да ещё и связанные с благополучной для фантазирования ситуацией – собравшейся компанией людей и приходом в неё М. Нилина; что ещё важнее, относительно содержания самого описываемого этим пожилым человеком феномена нет ни одного совпадения с наиболее часто встречающимися среди “воскрешённых” людей, действительно получивших и запомнивших опыт “жизни после смерти”, признаками (кроме, отчасти и с определённой натяжкой, пятого): опытом умирания (осознания и чувствования себя (физически) умершим), сложновыразимостью полученного опыта, способностью слышать во время “смерти” происходящее вокруг тела, ощущением мира и покоя, восприятием шума, присутствием тёмного туннеля, восприятием себя вне тела, встречами с другими существами, присутствием светящегося существа, присутствием картин прошлого, восприятием границы или предела, восприятием возвращения, кардинальным влиянием на жизнь, выработкой нового отношения к смерти. Таким образом, приведенный М. Нилиным пример совершенно не служит доказательством того, что все или большинство случаев личного описания людьми феномена “жизни после смерти” представляют из себя следствие неосознаваемого или сознательного обмана.

В конце своей работы автор, обращая внимание на пациента, операцию на мозге которого он описывал в начале этой же работы, пишет:

“Что ж, если так, в таком случае, может быть, и мой знакомый Иван Кулик нынче рассказывает о своих ощущениях в операционной с прибавлением многих живописных подробностей, не так, как рассказывал мне:

«Як заснув, так и очнувся...»

Впрочем, он человек не старый, не одинокий и, надеюсь, сейчас не больной. У него нет психологических мотивов, которые побуждали бы его нагромождать небылицы”.

Увы – у О. П. Мороза они, похоже, как раз присутствуют. Хотя, может быть, он просто не очень хорошо разбирается в предмете исследования, в особенностях получения и содержания околосмертного опыта, пытаясь критиковать “жизнь после смерти” ? Было бы лукавством сказать, что такое впечатление вообще не складывается. Или же автор поддаётся соблазнам объяснить и вписать в своё мировоззрение то, что в него вписаться не может – не может по причине несоответствия убеждений автора действительности реального мира ? В любом случае, его работа, в определённом роде ценная, интересная и содержательная, объективной критики по отношению к исследуемому предмету предоставить не смогла.

Теперь проанализируем отрывок (http://www.skeptik.net/clinic/levit_cl.htm) из главы “Сказки для взрослых”, взятый из книги Л. З. Левита “Интервью с частным психологом”, также критикующей “мистическое” понимание феномена “жизни после смерти”.

“Было установлено, что необычными ощущениями после оживления делится лишь очень малый процент людей. Некоторых верующих в этот феномен наверняка поразили слова известного хирурга, академика Амосова, вернувшего "с того света" тысячи людей, сказанные в интервью "Литературной газете". За время тысяч проведенных на сердце операций Амосов ни разу не слышал от кого-либо из больных, побывавших в состоянии клинической смерти, о подобного рода явлениях.”

Пожалуй, не имеет смысла подробно рассказывать о материалистическом мировоззрении великого хирурга и учёного Н. Амосова, а также о вытекающих отсюда установках на возможность “благосклонного” отношения к рассказам о “том свете” и т.п. Соответственно, спасённые пациенты не имели подходящих условий для того, чтобы передать академику свой полученный околосмертный опыт, который и так достаточно сложно выразить словами, даже найдя в себе смелость, чтобы кому-то о нём рассказать, в особенности представителям официальной медицины. Как отмечал ещё Р. Моуди, окружающие люди часто отторгают сообщаемую им информацию о феномене “жизни после смерти”, не принимают её, и человек, получивший околосмертный опыт, пребывает в весьма затруднительном положении, опасаясь осуждения, а то и зачисления в категорию психически ненормальных. Он же пишет также, что “…есть еще и другая причина из-за которой некоторые проявляют сдержанность в рассказах о своем опыте другим людям. Они чувствуют, что пережитое ими так трудно описать, это настолько выходит за рамки нашего языка, образа мышления и всего привычного существования, что просто бесполезно пытаться что-то объяснить”.

А вот что пишет по данному поводу А. П. Лаврин в своей работе “Хроники Харона” (http://xx.lipetsk.ru/):

“Французский журналист Жан-Поль Мари рассказывает о психологе Патрике Дьюаврине, который, прочитав книгу Моуди, тотчас же провел детальный опрос 33 пациентов своей больницы, переживших остановку сердца, крупные травмы или паралич дыхательных органов. Доктору Дьюаврину благодаря профессиональному умению "разговорить" и выслушать человека удалось выявить троих, прошедших через феномен ОВС, никогда и никому прежде не открывавшихся. Первый вывод, сделанный Дьюаврином: феномен, бесспорно, существует. Вывод второй: эти люди более нормальны, чем другие. У них гораздо меньше проявляются психопатологические явления, которые бывали в прошлом, они употребляют меньше лекарств, алкоголя. Их принцип: никаких наркотиков. "Очевидно, что психологическая уравновешенность этих лиц выше среднего уровня", - говорит психиатр”.

Аналогичную точку зрения подтвердил и профессор С. Парниа, один из ведущих врачей Саутгемптонского госпиталя в Англии, со своими коллегами, обследовав около 3500 больных, испытавших остановку сердца, и выявив при этом, что многие из них имели ясные воспоминания о времени своей “смерти”; однако этих людей было весьма трудно уговорить поделиться пережитым околосмертным опытом, т.к. они боялись, что их примут за психически ненормальных (http://www.compulenta.ru/2001/6/30/15110/ ; С. Михайлов, “Внутри столба мерцающего света” – http://anomalia.narod.ru/text6/506.htm).

Тем самым, учитывая неблагополучные внешние условия и нежелание многих людей, прошедших через феномен “жизни после смерти”, раскрываться окружающему обществу относительно своего опыта, есть все основания говорить о том, что едва ли возможно было бы ожидать от Н. Амосова сообщений о том, что больные свидетельствовали ему о переживаниях собственного околосмертного опыта.

Далее Л. З. Левит пишет:

“Теперь обратимся к малоизвестной широкому читателю книге "Медицина и идеология", в которой дается естественнонаучное объяснение всем упоминаемым феноменам.

• Чем же вызываются картины и звуки, которые "видят" и "слышат" некоторые больные в процессе реанимации?

По мнению ученых, рассказы таких больных о своих состояниях могут быть проявлением одной из форм токсического психоза – помутнения сознания вследствие ядов, образующихся в процессе умирания”.

Увы, автор серьёзно ошибается, отвечая на поставленный вопрос словами “по мнению учёных…” – мнения учёных относительно предмета рассматриваемого вопроса основательно расходятся, а посему сама конструкция фразы уже не совсем объективно передаёт сущность проблемы. Куда корректнее было бы сказать, не создавая выраженно гипертрофированных относительно реальных явлений объяснений, что, возможно, некоторая часть того, что “видели” и “слышали” некоторые больные, получившие околосмертный опыт, может быть объяснена воздействием на их мозг ядов, образовавшихся в процессе умирания, – но и только.

“Как правило, больные весь период клинической смерти воспринимают как сон: "Как хорошо я поспала..." У умирающего человека дольше всего сохраняются слуховые восприятия, когда участки мозга, отвечающего за работу зрения и двигательную активность, уже прекратили свою деятельность. Поэтому при умирании и оживлении (а не после смерти) больной слышит "голоса". Данная закономерность требует большей аккуратности в выборе слов врачами при осуществлении реанимационных процедур, поскольку умирающий еще некоторое время так или иначе слышит их.”

Опять таки, это объяснение существования “голосов” и “видений” может объяснить лишь отчасти и лишь некоторую долю феноменов “жизни после смерти”: когда в данной работе опровергался подход, по которому данные феномены должны определяться как галлюцинации, говорилось о совпадении в ряде случаев между субъективными переживаниями переживших околосмертный опыт с реальными событиями, происходившими как непосредственно вокруг тела, так и на большем или меньшем расстоянии от него, а также приводились ссылки на соответствующие литературные работы об этом. При этом необходимо отметить, что в некоторых из этих ситуаций речь шла о совпадении между тем, что описывали больные относительно времени, когда они находились в состоянии клинической смерти, и тем, что действительно происходило в это время, с ними или в другом месте. Тем самым, предлагаемое Л. З. Левитом объяснение “голосов” и “видений” не может быть признано удовлетворительным.

“Получают естественное объяснение явления "раздвоения" личности умирающего человека, когда ему кажется, что существует он и его реальный двойник. Подобный феномен, называемый деперсонализацией — частый гость при различного рода психических заболеваниях.”

Менее всего хотелось бы здесь пытаться давать т.н. “сверхъестественные” объяснения – другое дело, что многие из “сверхъестественных” явлений могут быть адекватно пояснены не на основании коверкающих, искажающих действительное положение вещей “естественных” объяснений, даваемых представителями материалистической философии от лица науки, а на основании естественных объяснений более корректных и открытых новому опыту научных парадигм. Что касается явления деперсонализации, то неадекватность подобного объяснения феномена “жизни после смерти” уже оговаривалась применительно к аутоскопическим галлюцинациям.

“Обратимся теперь к упоминаемому людьми факту "движения по тоннелю навстречу яркому свету". Вот как объясняется это с позиций физиологии: когда части зрительной доли коры больших полушарий мозга уже страдают от гипоксии (нехватки кислорода), полюса обеих затылочных долей, имеющие двойное кровоснабжение, продолжают еще некоторое время функционировать. Само же поле зрения при этом резко сужается; остается лишь узкая полоса, обеспечивающая центральное, "трубное" зрение.”

Это объяснение вполне возможно и кажется до определённой меры оправданным (хотя относительно явления “тёмного туннеля” существуют и другие теории, например – объяснение его трансперсональной психологией и её основателем С. Грофом как актуализации когда-то полученного человеком психического опыта прохождения по родовым путям во время рождения), однако и оно не столько поддерживает, сколько опровергает материалистическую трактовку феномена “жизни после смерти”, хотя бы по той причине, что такому пояснению противоречат свидетельства некоторых людей, переживших феномен “жизни после смерти”, которые после “прохождения по тёмному туннелю” испытывали то, что некоторые учёные – по-прежнему относительно случаев данного рода некорректно – называют аутоскопическими или иными галлюцинациями. Речь идёт об описании явлений, предваряющих клиническое оживление этих людей, о чём вполне доходчиво, обобщая собранные факты, сказано в “Жизни после жизни” Р. Моуди:

“Человек умирает, и в тот момент, когда его физическое страдание достигает предела, он слышит, как врач признает его мертвым. Он слышит неприятный шум, громкий звон или жужжание, и в то же время он чувствует, что движется с большой скоростью сквозь длинный черный туннель. После этого он внезапно обнаруживает себя вне своего физического тела, но еще в непосредственном физическом окружении, он видит свое собственное тело на расстоянии, как посторонний зритель. Он наблюдает за попытками вернуть его к жизни, обладая этим необычным преимуществом, и находится в состоянии некоторого эмоционального шока”.

Разумеется, утверждения о том, будто бы визуальные галлюцинации у реанимируемых людей способны иметь место после того, как у них завершился порождённый гипоксией, охватившей зрительные доли больших полушарий мозга, эффект “чёрного туннеля”, несерьёзны, а потому представленное объяснение указанного эффекта, о котором говорит Л. З. Левит, может являться вполне объективным, однако оказывается лишь ещё одним концептом, дающим возможность более адекватно, чем с позиций материалистической философии, понять феномен “жизни после смерти”.

Продолжая, автор “Интервью с частным психологом” пишет:

“И, наконец, последний вопрос – почему перед глазами некоторых умирающих с молниеносной скоростью проносятся картины всей прожитой жизни? Читателю уже известно, что различные участки мозга угасают неодновременно. Процесс умирания начинается с более новых структур мозга, а заканчивается более древними (с точки зрения развития человеческого рода). Восстановление этих функций при оживлении протекает в обратном порядке – сначала оживают более древние участки коры головного мозга, а затем уже новые. Поэтому в процессе возвращения к жизни человека в его памяти в первую очередь всплывают наиболее стойко запечатлевшиеся "картинки", имеющие яркую эмоциональную окраску. Подобные видения, считают ученые-медики, могут свидетельствовать о какой-то активности мозга после клинической смерти”.

Пожалуй, с частью представленного объяснения также можно согласиться, однако не более чем: во множестве задокументированных случаях явление “развёртывания событий жизни” в памяти человека присутствует отнюдь не только в связи с клинической смертью, но и в критических для жизни ситуациях, не сопровождающихся таковой, а иногда даже протекающих без потери сознания (например, в состоянии эмоционального шока), т.е. в ситуациях, не сопровождающихся умиранием структур мозга. Тем самым, имеет смысл говорить о том, что, хотя и не исключено присутствие в отдельных случаях определённых детерминант в сфере умирания структур мозга, объяснение данного явления исключительно на основе предложенной версии совершенно безосновательно. При этом интересно обратить внимание на то, как почти полная тождественность явлений “развёртывания событий жизни” в случаях, сопровождающихся умиранием структур мозга и не сопровождающихся таковым, “случайно” упускается из виду учёными-материалистами.

“Что же касается другой жизни, то увы... Прожить бы эту достойно.

Чтобы немножко разрядить возможный пессимизм тех, кто надеется после собственной смерти попасть в "иные миры", приведу (с небольшим шутливым дополнением) известную цитату из популярной в прошлом книги: "надо прожить жизнь так, чтобы на том свете не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы...".”

Действительно, это достаточно мудрая фраза; но не относится ли она к Л. З. Левиту и открытым для него самого возможностям сменить своё мировоззрение на более объективное и соответствующее действительности ?

Теперь аналитическое рассмотрение данной работы обратится к интервью корреспондента журнала “Человек” (М., 1991, No 2) Н. И. Дубровиной с опытным психиатром, доктором медицинских наук Т. А. Доброхотовой, которое называется “"Посмертный опыт" или "вспышка пережитого"?” (в интернете представлено в сборнике К. Сельчёнка “Психология смерти и умирания”, по электронному адресу http://www.aquarun.ru/psih/smert/smert9.html).

“Н.Д. Итак, реаниматологи готовы присоединиться к словам И.П. Павлова: "... Смерть сложного организма с точки зрения естествознания уже перестала быть тайной; тут имеется много различных нерешенных вопросов, ждущих решения, но тайны нет. Объектом исследования здесь является механизм смерти, способ, каким образом она произошла". Речь идет, правда, о биологической смерти живого существа. Так ли это для вас, психиатра, наблюдающего и "реанимирующего" душу человека? Тем более, что ваш опыт уникален, вы имеете дело с людьми, в буквальном смысле переступившими границу между жизнью и смертью.”

Следовало бы здесь, конечно, добавить, что не все реаниматологи готовы присоединиться к процитированным словам И. П. Павлова, во всяком случае с учётом представленного взгляда на тайну смерти; действительно, какой-либо абсолютной тайны в вопросе смерти нет, т.к. рано или поздно, но наука сможет намного лучше познать это явление, предоставив ответы на очень многие вопросы, волнующие учёных и других людей ныне. Однако если под отсутствием тайны в проблеме смерти понимать отсутствие новых и всё возникающих нерешённых вопросов, в том числе таких, фактаж которых противоречат материалистической парадигме мышления, то имеются серьёзные основания не согласиться с представленной формулировкой.

“Т.Д. Сейчас оживляют людей с такими тяжелыми травмами, которые еще два десятилетия назад считались несовместимыми с жизнью. Пока идет реанимация, все жизненно важные процессы поддерживаются автоматически, но сознание отсутствует. Еще недавно больные в таком состоянии (медики называют его коматозным) могли прожить несколько часов или дней. Теперь уже недели и месяцы. Замечу, что у нейрохирурга представление о состоянии пациента может быть более благоприятным, чем у психиатра; для нас все сложнее.

Н.Д. С вашей точки зрения, кома - это жизнь или уже не жизнь?

Т.Д. Кома - настолько глубокое, я бы сказала, количественное угнетение сознания, что можно сказать: это психическое небытие, перерыв в психической жизни. Однако мы все-таки никогда не говорим, что человек не живет. Постепенно идет восстановление, появляются самые первые и элементарные признаки психической жизни, и проходит еще много времени до того, как больной выходит в ясное сознание.”

Т. А. Доброхотова говорит об отсутствии сознания во время реанимации; конечно, если присутствие сознания у человека определять исключительно на основании наблюдаемой, (регистрируемой) физической деятельности пациента и его определённой физиологической активности, то сознания у человека, действительно, “нет”. Вместе с этим, как свидетельствуют описания людей, переживших феномен “жизни после смерти”, сознание во время “смерти” не было ими утрачено, хотя какая-либо сознательная активность с их стороны не регистрировалась окружающими.

“Н.Д. Приходилось ли вам слышать рассказы о "посмертном опыте", подобные тем, которые описывает доктор Моуди?

Т.Д. У наших больных таких воспоминаний, как правило, нет, если иметь в виду людей, перенесших тяжелую черепно-мозговую травму. По-видимому, чтобы были какие-то воспоминания, переживания, пусть даже болезненные, нужно иметь значительно более сохранившийся мозг, чем у наших пациентов. Я думаю, такие переживания могут быть лишь у людей без первичных заболеваний мозга, перенесших клиническую смерть, т.е. достаточно кратковременную остановку сердца, когда, конечно, работа определенных отделов мозга нарушается, но не глубоко, и быстро идет восстановление. При тех массивных поражениях мозга, которые мы наблюдаем, потеря сознания оказывается полной. В коматозном состоянии мозга как единой системы нет. Лишь со временем в процессе восстановления возобновляется работа мозга как единого целого, возвращается сознание.”

Здесь вновь присутствует аналогичная прежней постановка вопроса, которая может быть откорректирована на основании приведенного выше комментария: следует говорить о том, что не во всех тех случаях, когда сознательная активность индивида не обнаруживается окружающими людьми и соответствующими приборами, она на самом деле отсутствует.

“То, что описывает Моуди, я расцениваю как нарушение сознания, которое может отмечаться у больных с избирательным поражением правого полушария мозга. Об этом говорят все симптомы. Чтобы это доказать, надо сделать небольшое отступление и вспомнить о многочисленных проявлениях функциональной асимметрии мозга. Существует много объяснений этого явления, в основу каждого положено то или иное различие между полушариями. Например, различие в строении, несходство биохимических или электрических процессов и т.д. Однако все эти признаки весьма индивидуальны. Но одно свойство мозга, один признак есть у всех людей, у "правшей" и "левшей", у всех животных. Это - пространственная противоположность полушарий. Это первый фундаментальный признак. Еще одним, не менее, а может быть и более фундаментальным фактором, опосредующим нарушение симметрии правого и левого полушарий (по сформулированной нами совместно с Н.Н. Брагиной гипотезе) является время.

Другими словами, при рассмотрении функциональной асимметрии мозга мы во главу угла ставим пространственно-временную его организацию. Такой подход непривычен, во всяком случае для клинических исследований, но он вытекает не только из нашего собственного опыта, но и из анализа всех известных проявлений функциональной асимметрии мозга. В частности, психические нарушения при поражении правого и левого полушария весьма различны.

Дело в том, что правое полушарие работает в настоящем времени с опорой на прошлое, а левое - в настоящем с опорой на будущее время. Причем в прошлом могут быть записаны только чувственные образы, только переживания, тесно связанные с определенным моментом времени. Ведь если мы вспоминаем какое-либо событие, мы обычно вспоминаем и место, и время, когда оно произошло. Иначе говоря, правое полушарие имеет отношение к "хранению прошлого", каждый отрезок которого связан с каким-либо чувственным образом или эмоциональным переживанием.

В отличие от чувственных, психомоторные процессы осуществляются как бы в противоположном направлении времени: начинаясь в настоящем, завершиться они могут только в будущем. Поэтому ни движение, ни мысль не "записаны" в прошлом; каждое движение, скажем при повторении, совершается по-новому.

В правополушарной патологии очень много таких нарушений сознания, когда больной переживает только прошлый опыт, "вспышку пережитого". При этом изменяется ощущение времени; оно ускоряется, замедляется, либо перестает существовать вовсе. Все такие моменты присутствуют в рассказах больных, приведенных в книге Моуди.”

Пожалуй, хотелось бы особенно подчеркнуть эту заангажированную и очень некорректную фразу автора – “Об этом говорят все симптомы”. Совершенно очевидно, что данные многих авторов, исследователей феномена “жизни после смерти”, включая Р. Моуди, говорят как раз об обратном: во многих случаях получаемые во время переживания феномена “жизни после смерти” и в связи с ним психические переживания человека не исчерпываются только полученным им когда-то ранее опытом, нередко они в принципе не могут быть к нему сведены, как это бывает в случаях “наблюдения за происходящим с физическим телом со стороны”, связанных с описанием действительных, проверяемых событий, и в других ситуациях, в которых описания людей, получивших околосмертный опыт, могут быть объективно проверены и подтверждены. Помимо этого, в ряде случаев переживания феномена, описанных как в той литературе, которая указана в начале данной работы, так и в других исследованиях, присутствуют более или менее активные “перемещения в пространстве” (что говорит о реализации явлений, которые по теории Т. А. Доброхотовой и Н. Н. Брагиной должны быть, видимо, объяснены работой левого полушария мозга, ответственного за психомоторику), иногда совершенно осознанных, что, в сумме с только что сказанным, опровергает предложенную гипотезу об определяющей роли правого полушария и вызываемых им “вспышках пережитого” в объяснении околосмертного опыта. Вместе с тем, определённая часть объяснения относительно роли правого полушария мозга в генерации некоторых образов может оказаться вполне адекватной, в том числе и в тех случаях, когда пережившие феномен “жизни после смерти” впоследствии, т.е. при завершении собственно самого феномена, привносят в свой околосмертный опыт нечто додуманное, дополняют его аберрациями.

Необходимо рассмотреть и проанализировать одну из наиболее серьёзных работ, критикующих “мистические” идеи феномена “жизни после смерти”, принадлежащую врачу-реаниматологу Н. Г. Губину – “Терминальные состояния и клиническая смерть” (http://www.skeptik.net/clinic/terminal.htm).

Во введении своей работы автор пишет:

“Реаниматология – наука об оживлении организма. А так, как я – реаниматолог, то говорить буду о жизни и смерти с точки зрения врача-реаниматолога, имеющего достаточно большой опыт наблюдения, ведения и предотвращения процесса умирания-смерти.

Вся информация о различных ощущениях, испытанных больными, пережившими клиническую смерть, чаще всего основана на субъективных данных (опрос этих больных, зачастую направляемый опрашиваемым в нужное ему русло). В этой статье я последовательно пройду по стадиям умирания, опишу объективные процессы, происходящие с организмом и сознанием умирающего и коснусь возможности и условий полного социального восстановления перенесших клиническую смерть”.

Итак, здесь указывается на то, что опросы людей, переживших феномен “жизни после смерти”, специально направляются опрашиваемыми в нужное им русло, а так же на то, что психические переживания людей чаще всего основаны на субъективных данных. Что касается второго, то несостоятельность данного подхода в нашей работе уже разбиралась; “специальная направленность опросов” же, на самом деле (о чём тоже уже говорилось), представляет из себя хоть какую-то возможность дать открыться людям, пережившим разбираемый феномен, которые, как правило, не склонны идти на контакт с окружающими людьми или большинством из них, ибо опасаются раскрывать душу навстречу непониманию и другим возможным проблемам.

Далее Н. Г. Губин, на основании различных источников, в особенности материалов В. А. Неговского, описывает терминальные состояния – преагональное состояние, агонию, клиническую смерть, смерть мозга; после этого ссылается на список основных источников, описывающих феномен “жизни после смерти” (свидетельствующих “за” существование жизни после смерти), а затем пытается раскритиковать ряд идей из этих источников. Автор, в подразделе “Контингент” раздела “Жизнь после смерти” пишет:

“Подавляющее большинство таких книг строится на опросе людей, "перенесших клиническую смерть". Причем полностью отсутствуют данные, когда, кем и каким образом фиксировался факт наступления клинической смерти у этих людей”.

Было бы странно, чтобы авторы указанных книг производили поименный разбор характеристик людей, которых они опрашивали, и давали чёткие полномасштабные указания на их медицинские документы: подобные работы при этом приняли бы совершенно иной характер. Но, в действительности, основная причина отсутствия подобных ссылок, похоже, совсем другая: сами люди, пережившие феномен “жизни после смерти”, могут активно не желать разглашения того, что для них является очень личным. Вместе с тем, в отдельных исследованиях, проводимых медиками, обследуются именно люди, достоверно перенесшие клиническую смерть, как это было, например, в исследовании середины декабря 2001 г. под руководством Пима Ван Ломмеля (из госпиталя Рийенстэйт) в Голландии, когда среди обследованных 344 человек из 10 больниц страны, страдающих сердечными заболеваниями и переживших клиническую смерть, было выявлено 62 человека, т.е. 18 процентов, переживших феномен “жизни после смерти” (http://www.membrana.ru/articles/global/2002/02/07/015400.html; А. Потапов, “Бессмертие души”, http://www.oculus.ru/digest.php?lm=2&id=25), или в исследовании под руководством С. Парниа, о котором уже было сказано, выявившем среди 63 пациентов, переживших клиническую смерть в результате инфаркта, семеро, испытавших феномен “жизни после смерти”, что равняется приблизительно 11 процентам от всей суммы обследованных. Тем самым, попытки “списать” материалы, сообщающие факты относительно исследуемого феномена, противоречащие материалистической парадигме мышления, на их нерепрезентативность, опровергаются и потому не могут быть признаны адекватными.

Н. Г. Губин продолжает:

“Как говорилось выше, для констатации наступления клинической смерти необходима обязательная фиксация трех составляющих:

·         отсутствие дыхания

·         отсутствие кровообращения

·         полная арефлексия.

Таким образом, данные, полученные при работе с такими группами больных, просто некорректно связывать с понятием собственно клинической смерти - в пул исследуемых могли попасть больные, перенесшие отравления (например, атарактическими или ГОМК-подобными лекарственными веществами), глубокую кому, эпилептический припадок (pti mal), психотический криз, геморрагический шок и т.д. Да и сами исследователи иногда не скрывают, что те или иные странные симптомы не связаны с клинической смертью, но почему-то не оценивают этого объективно”.

Подобный подход, основанный на попытке утверждения якобы всегда или почти всегда имеющей место нерепрезентативности выборок относительно случаев изучения феномена околосмертного опыта у обследуемых, был только что опровергнут. Что касается схожих моментов в описании феномена “жизни после смерти”, то, действительно, его переживание наблюдалось и наблюдается как у тех людей, которые находились в состоянии клинической смерти, так и у тех, кто был – объективно или субъективно – близок к смерти. О чём говорит схожесть (хотя и не тождественность) психических переживаний в обеих группах случаев ? Это вполне может свидетельствовать сразу о двух важных моментах: во-первых, о том, что в критических ситуациях психика человека включает ряд определённых программ, связанных с умиранием и/или борьбой с ним; во-вторых, о том, что психика человека существует как в случае функционирующего физического организма, так и в случае его мощнейших дисфункций, связанных с умиранием данного организма (фактически, почти его смертью), характеризуясь при этом некоторыми тождественными или схожими качествами, характеристиками и функциями. Разумеется, вряд ли при этом, используя научный метод познания, серьёзно и уместно говорить о “нематериальности души” – куда корректнее признать, что известное нам сознание, точнее – известная нам психика человека, как функция его материального субстрата (лучше сказать, субстратов), существует только вместе с ними, находясь с ними в единстве, а потому как таковая “душа” является вполне материальной, хотя и не физической, и потому может и должна изучаться наукой. Соответственно, и разговоры о бытии человеческого сознания вне тела несостоятельны, ибо известное нам сознание человека существует в связи с его материальным базисом; разрыв физического базиса с другими приводит к тому, что психика более не охватывает физическое тело (которое остаётся в виде трупа), однако существует в связи с другими, своими остальными материальными субстратами. Схожесть некоторых психических проявлений у тех, кто (физически) “жив” с теми, кто (физически) “мёртв”, свидетельствует как раз о том, что психика, как свойство всех её материальных субстратов, и в тех и в других случаях осталась одна и та же, за исключением некоторых изменений, связанных со смертью физического тела. В случае такого объяснения легко окажется разрешимой проблема поиска объяснения схожих описаний “опыта внетелесного существования” (“ОВС”) у людей, которые действительно оказывались клинически мёртвыми, и у людей, которые “просто” теряли сознание, находились в состоянии шока, психотического криза, мощной аллергической реакции и т.п.

Далее, Н. Г. Губин пишет:

“Так, один из главных адептов "жизни после смерти" Р. Моуди, критикуя физиологическое объяснение приводимых им симптомов (тоннель, отделение от тела и пр.) пишет:

"Основная ошибка этого представления заключается в следующем: как можно легко увидеть из обзора предсмертного опыта, приведенного выше, в большом числе случаев переживание предсмертного опыта имело место еще до (!!! - прим. GNG) каких-либо физиологических повреждений, предполагаемых упомянутой гипотезой."

О каком предсмертном опыте можно говорить при отсутствии каких-либо физиологических повреждений? Отсутствие физиологических повреждений изучает нормальная физиология - физиология здорового организма. И далее Моуди пишет:

"В самом деле, в нескольких случаях в течение всего переживания предсмертного опыта не было никаких телесных повреждений, в то же время, каждый отдельный элемент, который появлялся в случае жестоких травм, наблюдался также и в других примерах, в которых какие-либо травмы полностью отсутствовали."

А где же элементарные выводы - в одном случае "не было телесных повреждений", в другом - человек умирал от "жестоких травм", а в большинстве случаев (не описанных автором), вообще, никаких симптомов не было - так, может быть, описанное автором укладывается в какой-нибудь другой ряд, а не является предсмертным опытом ?

Вывод: если у опрашиваемого не было в анамнезе четкой клинической фиксации клинической смерти, он не может быть включен в общую выборку больных, демонстрирующих "жизнь после смерти". Ни в одном обозримом источнике, доказывающем наличие "жизни после смерти", такие данные не приводятся. Это значит, что материал изначально строится на нерепрезентативных выборках и не может оцениваться, как научные данные”.

Автор вновь отстаивает неадекватную и, по всей видимости, основанную на неверных и заангажированных смысловых связях, точку зрения относительно якобы имеющих место нерепрезентативных выборках. Более того, он даёт весьма необъективные комментарии к тексту Р. Моуди, взятому из его книги “Жизнь после жизни”. Вот весь абзац (приводимый сейчас для более ясного своего понимания вместе с предыдущим), о котором идёт речь:

“Физиология есть одна из ветвей биологических наук, которая исследует функционирование клеток, органов и всего живого организма, а также взаимодействие между этими частями. Физиологические объяснения предсмертных феноменов, которые мне часто приходилось слышать, сводятся к следующей гипотезе: поскольку во время клинической смерти или каких-либо других серьезных повреждений прекращается снабжение мозга кислородом, наблюдаемые явления, должно быть, представляют собой некоего рода последнее компенсаторное видение умирающего мозга.

Основная ошибка этого представления заключается в следующем: как можно легко увидеть из обзора предсмертного опыта, приведенного выше, в большом числе случаев переживание предсмертного опыта имело место еще до каких-либо физиологических повреждений, предполагаемых упомянутой гипотезой. В самом деле, в нескольких случаях в течение всего переживания предсмертного опыта не было никаких телесных повреждений, в то же время каждый отдельный элемент, который появлялся в случае жестоких травм, наблюдался также и в других примерах, в которых какие-либо травмы полностью отсутствовали”.

Итак, как показал ряд западных исследований, на которые уже проводились ссылки, ряд людей, переживших феномен “жизни после смерти”, как раз испытали клиническую смерть, так что говорить о том, будто бы данный феномен есть явление исключительно “здоровой физиологии”, совершенно несерьёзно; необъективно также утверждение Н. Г. Губина о том, что разбираемое явление, т.е. сам феномен, не может определяться как “предсмертный” опыт. Достаточно лишь вдуматься в само значение термина “предсмертный” (аналогичного термину “околосмертный”, использующемуся в данной работе), чтобы понять: речь идёт о явлении, которое предваряет смерть, вне зависимости от того, была ли вслед за ним “последующая смерть” лишь кажущейся опасностью, либо же смертью клинической, либо же биологической. Совпадение между некоторыми элементами в переживаниях феномена “жизни после жизни” и других феноменов, связанных с шоковыми и подобными состояниями, свидетельствует о том, что, во-первых, “компенсаторная” гипотеза при его объяснении неубедительна (автор работы “Терминальные состояния и клиническая смерть” по понятным причинам совсем обошёл этот вопрос стороной), а, во-вторых, если у разных людей в случаях клинической смерти и в ситуациях здорового или относительно здорового состояния мозга присутствуют схожие по субъективным впечатлениям переживания, это служит явственным доказательством того, что само объяснение феномена исключительно на основании функционирования физического мозга некорректно – по причине упускания из виду других присутствующих материальных субстратов человеческого сознания.

Конечно, критики могут возразить на это: больные могут запоминать и впоследствии описывать те психические переживания, которые посетили их до этапа собственно клинической смерти, или же после неё, а никак не то, что было во время неё. Однако в этом случае не принимается во внимание то, что в случаях повреждения мозга – а клиническая смерть напрямую относится к ситуациям таких повреждений, – пострадавшие не помнят события до потери сознания и сразу после его возвращения, причём в тех или иных ситуациях “выпадения” в памяти могут достигать времени до нескольких часов и даже суток (например, на основании исследований об этом говорит уже указывавшийся профессор С. Парниа). Это, конечно, не значит, что полученный околосмертный опыт не может подвергаться со стороны субъекта впоследствии каким-либо искажениям, связанным с работой образного мышления, невозможностью полноценного выражения его словами, домысливанием, искажающими попытками объяснения происшедшего и т.п., но объяснение феномена “жизни после смерти” в ситуациях имевшей место клинической смерти на основании видений, якобы посещающих этих людей до потери сознания и/или после его возвращения, весьма неадекватно. В результате, ещё одно звено критического построения Н. Г. Губина относительно разбираемого феномена оказывается неправомерным и ошибочным.

Впрочем, здесь может возникнуть вопрос: почему же, в таком случае, если при повреждении мозга люди не в состоянии что-либо запоминать сразу до потери сознания и сразу после его возвращения, некоторые из них, тем не менее, после клинической смерти оказываются в состоянии вспомнить околосмертный опыт ? Очевидно, это происходит по причине того, что этот опыт, по существу, не является галлюцинациями, а именно обладает другой природой и его изначальный, основополагающий для восприятия субъекта материальный субстрат не является физическим (т.е. находится не на уровне физического тела человека), а потому, в общем, не подвергается губительным разрушающим воздействиям, которые протекают в физическом субстрате – тогда как в последнем во время клинической смерти они обычно охватывают, прежде всего, мозг.

Продолжая, Н. Г. Губин в подразделе “Субъективность” раздела “Жизнь после смерти” пишет:

“Предположим пока (см. далее), что большинство опрашиваемых добросовестно и полностью вспомнили то, что перенесли во время "умирания". Возникает вопрос, а сколько людей, перенесших клиническую смерть, может потом более или менее подробно рассказать об этом ?

Вот, что говорят сторонники "жизни после смерти":

"Только 10 процентов людей, находившихся на грани смерти или переживших клиническую смерть, могли ясно припомнить, что они переживали при этом." (Э. Кюблер-Росс). Другие исследователи называют более высокие цифры – от 15 до 35 процентов”.

После этого автор приводит статистику “программы Collaborative Study (Совместное исследование) – совместной программы, организованной National Institute of Neurological and Communicative Disorders and Stroke, в которой принимали участие 9 крупных клиник”, по результатам которой следует вывод о том, что “по истечении трех месяцев после включения в программу данного исследования 41 больной был жив (8.15%). Из них 18 (3.58%) имели те или иные нарушения высшей нервной деятельности и требовали постороннего ухода, причем один из них умер через четыре месяца после первой клинической смерти. Таким образом только у 5.17% больных, перенесших клиническую смерть, впоследствии наступило полное восстановление нарушенных функций. Из этого числа больных в 14 случаях первоначально были диагностированы лекарственные отравления, и они находились в коме более 30 минут до поступления”. Далее Н. Г. Губин делает выводы:

“Т.к. приверженцы "жизни после смерти" приводят гораздо более высокие (от 10 до 30%) цифры людей, которые "могли ясно припомнить, что они переживали", вероятно, значительная часть этих воспоминаний просто не связана с клинической смертью, или воспоминания "искусственны", навязаны опрашиваемым”.

Действительно, анализируя материалы исследователей феномена “жизни после смерти”, относящихся к нему более или менее объективно, можно сделать вывод о том, что в числе опрашиваемых людей находились как те, которые испытали клиническую смерть, так и те, которые находились в иных, менее критических для жизни состояниях. Однако факты уверенно говорят как раз о том, что в числе этих опрашиваемых были не только люди, пережившие различные критические и опасные для жизни состояния, помимо клинической смерти, но также и те, кто всё-таки её пережил, поэтому обращать пристальное внимание на такое положение вещей – присутствие в изучаемой выборке переживших околосмертный опыт тех, кто находился во время его получения в состоянии клинической смерти – при изучении феномена необходимо. Что же касается “навязанности” воспоминаний опрашиваемым, то имеет смысл говорить о том, о чём уже указывалось: люди, испытавшие феномен “жизни после смерти”, не склонны рассказывать о полученном опыте и для подобных откровений необходимо создание этим людям подходящих условий.

Продолжая делать выводы, автор работы “Терминальные состояния и клиническая смерть” пишет:

“У психиатров есть понятие "патологической внушаемости", когда больной с неустойчивой психикой (предпсихотическое состояние, псих. астенизация и т.д.) послушно "видит" и "слышит" то, о чем ему говорит врач. Это полностью относится к группе больных, перенесших клиническую смерть и постреанимационную болезнь. Таким образом, если в какой-либо статье приводятся данные, что более 4,4 - 6,0% больных (p <0.05), перенесших клиническую смерть, имеют какие-то подробные посмертные воспоминания, эти данные просто необъективны (группа нерепрезентативна, неверны методики опроса и т.д.)”.

Здесь с автором, вероятно, можно согласиться – однако ведь, как уже было сказано, исследователи феномена “жизни после смерти” нередко приводят различные случаи, объединяя их вместе: как те, в которых клиническая смерть присутствовала, так и те, в которых она отсутствовала, т.е. сообщают смешанные данные, и это имеет смысл учитывать. К тому же, некорректно брать во внимание только тех людей (5,17%, исходя из результатов совместной программы, организованной National Institute of Neurological and Communicative Disorders and Stroke), которые выжили в результате клинической смерти и затем полностью восстановили нарушенные функции, в выборку следует включить также часть тех, кто требовал постороннего ухода (исходя их тех же результатов, это 3,58 % выживших, условно – ибо точно неизвестно, сколько людей из группы не полностью восстановивших свои функции могли быть в состоянии пройти опрос – уменьшив их количество, например, вдвое, т.е. до 1, 79 %): для хотя бы более-менее полноценного опроса человеку нужно быть в сознании, отдавать отчёт в своих действиях и иметь возможность говорить (или хотя бы писать), не обязательно являясь полностью здоровым. Что же вообще касается опросов тех людей, которые пережили клиническую смерть, то здесь необходимо смотреть на ситуацию объективно: исследователи феномена приводят во внимание тех лиц, которых они опрашивали, тогда как сам этот опрос может производиться уже спустя определённое время после клинической смерти, а потому в обследуемых выборках, вполне вероятно, уже присутствуют люди, попадающие в репрезентативную выборку могущих быть адекватно опрошенными (приблизительно равную 5,17 % + 1,79 % = 6,96 % людей, переживших клиническую смерть), т.к. остальные к тому времени либо умирают, либо не могут, ввиду состояния своего здоровья, полноценно пройти опрос. Учитывая то, что в совместной программе, организованной National Institute of Neurological and Communicative Disorders and Stroke, максимальная выборка равнялась 14 тысячам человек, и то, что приблизительно 18 % людей, переживших клиническую смерть, в состоянии восстановить в памяти пережитый феномен “жизни после смерти” (такой результат получен в уже указанном исследовании под руководством Пима Ван Ломмеля, проведённом в Голландии), вполне можно предполагать, что около 175 человек из них ((14000 х 0,0696) х 0,18 = 175,392) обладают околосмертным опытом, о котором они помнят и смогут рассказать. Кроме того, как выяснил в своём с коллегами исследовании Пим Вам Ломмель, значительная часть людей, переживших феномен “жизни после смерти”, умирает в первые тридцать дней после реанимации, поэтому та или иная часть людей, могущих сообщить информацию о феномене, видимо, просто не оказывается включённой в опрашиваемые выборки.

В подразделе “Симптомы” того же раздела Н. Г. Губин пишет:

“Прежде, чем перейти к обсуждению симптомов, приводимых в доказательство "жизни после смерти", хочу обратить внимание, что при обсуждении этого вопроса уравниваются воспоминания двух совершенно различных групп людей (Р. Моуди):

1.  Опыт людей, которых врачи считали или объявили клинически мертвыми и которые были реанимированы.

2.  Опыт людей, которые в результате аварии либо опасного ранения или болезни были очень близки к состоянию физической смерти.

Одно это уже должно бы заставить исследователя исключить смерть из логической цепочки всех дальнейших рассуждений (по правилу пересекающихся множеств)”.

Предположим, три одних человека получают вывих руки в результате падения с велосипеда, а три других – по причине неудачных занятий восточными единоборствами; так вот, следуя логике автора и применяя правило пересекающихся множеств, мы должны исключить падения с велосипеда из логической цепочки изучения вывихов руки во всех дальнейших рассуждениях; при этом тот объективный факт, что падения с велосипеда всё-таки приводят некоторых людей к вывиху руки, должен быть нами почему-то отброшен как противоречащий действительности и науке, хотя это явным образом не так.

Аналогично этому и смерть не может игнорироваться при изучении феномена “жизни после смерти”, т.к. в ней воплощаются механизмы самого этого феномена. Вместе с этим, следует иметь в виду, что и при некоторых других явлениях, о которых уже говорилось, может возникать данный или похожий на него феномен. Однако если схожие или тождественные переживания возникают как в тех случаях, когда человек является клинически умершим, так и в тех, когда он не является таковым, из этого следует то, что причины феномена не находятся исключительно в сфере жизнедеятельности физического тела, а в обоих случаях задействуются некоторые схожие механизмы, которые, очевидно, лишь частично связаны с ним. И предложенное нами объяснение явления, основанное на выделении в человеческом существе различных материальных субстратов психики, помимо физического, правдоподобно объясняет феномен как реализацию определённых механизмов разъединения трансфизических уровней человеческого существа с физическим. В этом случае корректным окажется также использование правила пересекающихся множеств: собственно клиническая или физическая смерть, действительно, не оказываются в точке пересечения факторов множества (т.е. выборки людей, переживших феномен “жизни после смерти”). Из этого, разумеется, не следует исключение смерти из сферы познания феномена, т.к. именно во время неё, что совершенно очевидно, происходит наиболее выраженная реализация механизмов разъединения метаорганизма человека со своей физической составляющей, что и вызывает феномен.

Далее Н. Г. Губин описывает симптомы людей, получивших околосмертный опыт:

“Итак, симптомы...

·         "Неспособность выразить словами"

·         Способность слышать

·         "Ощущение покоя" или "страха" (при суициде)

·         Шум, звон различной интенсивности.

·         Темный тоннель, темная пустота

·         "Выход из тела", "перемещение в пространстве независимо от мертвого тела"

·         Обострение физических чувств (слух, зрение, обоняние)

·         Встречи с другими лицами, часто - умершими ранее, особое выделение светящегося "духа", "ангела"

·         Картины прошлой жизни

·         Достижение какого-то предела (весьма размытое понятие)

·         Нежелание возвращаться

А теперь я попробую привести те же симптомы в несколько иной терминологии:

·         затруднение выражения виденных образов в символах второй сигнальной системы

·         усиление патологической доминанты слуховым раздражителем

·         торможение ретикулярной формации межуточного мозга

·         более сильное энергетическое обеспечение механизмов центрального зрения

·         различные интегративные нарушения центральной нервной системы

·         большая стойкость подкорковых очагов возбуждения, имеющих высокий индекс корреляции

·         полное прекращение интеграционной функции коры

Это перечисление ничего не напоминает врачам интенсивной терапии? Симптомы почти дословно взяты из описания действия кетамина (кеталар, каллипсол) на центральную нервную систему (проф. Л. П. Чепкий). Отличительная особенность этого препарата - вызывание дезинтеграции процессов возбуждения - торможения коры головного мозга - так называемый диссоциативный наркоз. В результате больные не чувствуют конкретных раздражений (боль, проприоцептивное чувство), но тоже слышат, видят (и, кстати, довольно часто тоннель или "трубу"), куда-то "уходят", "возносятся", встречают близких и т.д. И ведь все это неоднократно описано в специальной литературе. Просто удивляет способность некоторых авторов "не видеть того, что им не нужно". В лучшем случае, следует оговорка - "люди, которых я опрашивал, не были под наркозом".

А это уже сознательное или "защитное" передергивание. Речь ведь идет не о наркозе, а о диссоциации участков коры головного мозга, вызывающих конкретные симптомы. При умирании диссоциативные процессы обусловлены гипоксемией и тканевым ацидозом, но они наступают и проявляются на первом этапе умирания (когда кора еще не отключилась) и после оживления (если мозг не погиб)”.

Автор своим изложением пытается подвести читателя к выводу о том, что феномен “жизни после смерти” объясняется на основании галлюцинаций, которые порождаются диссоциативными процессами участков коры головного мозга, происходящими из-за гипоксемии и тканевого ацидоза. Однако, как уже было разобрано здесь выше, попытки объяснения феномена на основании галлюцинаций неадекватны, причём как по причине присутствия некоторых объективных подтверждений существования субъекта за пределами его физического тела в связи с клинической смертью, так и по причине того, что галлюцинации, будь они в действительности у людей, переживших околосмертный опыт, не восстанавливались бы потом их сознанием в памяти.

Н. Г. Губин продолжает:

“В заключение хочу привести еще некоторые состояния, сопровождающиеся корковой диссоциацией и вышеперечисленными симптомами.

·   интоксикация (нередко передозировки некоторых лекарственных веществ, сопровождающиеся глубокой комой, принимаются за смерть). И если больной выведен из этого состояния, он описывает почти все вышеперечисленные симптомы, а иногда даже уверен, что побывал на том свете (C. Theines, T.Haley - Клиническая токсикология, Филад.1972)”.

·   действие некоторых психотропных препаратов (без передозировки) – упоминавшийся кетамин, ЛСД.

Хочется подчеркнуть один нюанс - около 15-17% принимавших ЛСД отмечают, что после этого "общались с инопланетянами. Так, что, после этого писать трактат - "ЛСД, как проводник к иным мирам"?

·   гипогликемическая кома. В литературе достаточно описания психопатологических симптомов, сопровождающих развитие этого состояния - нужно только хотеть читать.

·   нарушения, обусловленные физическими воздействиями (например, гипотермическая кома, кстати, чаще всего дающая в прошлом феномен "чудесного воскрешения" при согревании в гробу или в морге - А. Э. Уолкер, Смерть мозга, М,1988). После повышения температуры тела до 35°C и выше больной, если приходит в себя, рассказывает и про "ангелов", и про "неземное тепло", и про "свет в конце тоннеля"”.

Попытка объяснения феномена “жизни после смерти” на основании интоксикации некорректна: описаны случаи (у Р. Моуди и у других авторов), когда можно с уверенностью говорить о том, что феномен протекал при отсутствии передозировки тех или иных лекарственных препаратов, порою вообще без связи с их приёмом. Что касается действия некоторых психотропных препаратов, то, если не паясничать по поводу “общения с инопланетянами”, а обратиться к серьёзным работам, направленным на тщательное изучение воздействия психоделиков на сознание, представленное, прежде всего, в работах С. Грофа (“Путешествие в поисках себя” – http://roza--mira.narod.ru/Biblioteka/Grof_S_-_Puteshestvie_v_poiskah_sebya.htm, “За пределами мозга” – http://holo-trop.narod.ru/grof.zip , “Космическая игра” – http://www.gipnoz.org/grofgame.rar, “Психология будущего” – http://www.hippocrat.ru/grof.htm, и др.), то можно самым основательным образом изменить своё отношение к сущности некоторых изменённых состояний сознания, более не воспринимая их содержания исключительно как плод болезненных фантазий, вызванных приёмом наркотиков. Впрочем, подробное обсуждение данной темы выходит за пределы этой работы.

Неверно и сравнение феномена “жизни после смерти” с гипогликемической комой: во множестве случаев, когда регистрировался феномен, у переживших его людей отсутствовало гипогликемическое состояние и они не были больны диабетом (который необходимым образом связан с возможностью наступления этих состояний). Что касается присутствия гипотермической комы в случаях получения околосмертного опыта, то и такое предположение оказывается некорректным, т.к. есть все основания говорить об отсутствии таковой во множестве случаев, связанных с переживанием феномена “жизни после смерти”. С другой стороны, ряд переживаний, напоминающих околосмертный опыт и возникающих в состоянии комы, могут свидетельствовать о предсмертном состоянии, вызываться уже указанными процессами разотождествления метаорганизма и его физического субстрата, и потому содержать собственно околосмертный опыт.

Таким образом, стройная на первый взгляд критика идеи “посмертного” существования, предпринятая Н. Г. Губиным (а равно и В. А. Неговским в уже указанной работе “Клиническая смерть глазами реаниматолога” – http://alis6.narod.ru/tanato.htm), оказывается на самом деле опровергаемой и необъективной. Вместе с тем, определённые конструктивные идеи автор, несомненно, высказывает – например (в подразделе “Агония” раздела “Терминальные состояния”), указывая на вполне убедительное пояснение явления “исчезновения” 60-80 граммов массы физического тела в процессе его смерти – которые многим людям представляются “весом души”, покинувшей тело – как на результат полного сжигания АТФ и истощения митохондрий клеток, что подтверждено экспериментально.

Если же говорить в общем об отечественной “официально-научной” критике некоторых антиматериалистических объяснений феномена “жизни после смерти”, то она почти полностью оказывается несостоятельной, выявляет в себе движение против фактов, отстаивая некорректную, заангажированную и псевдонаучную материалистическую парадигму мышления. Часто эта критика принадлежит медикам, деятельность, иногда самоотверженная, которых по спасению человеческих жизней заслуживает низкого поклона и глубокого уважения; но всё это не оправдывает заблуждений в ходе научного мышления ряда из этих людей – а ведь не прав может быть кто угодно, и эти люди не представляют из себя исключение. Будем надеяться, что будущее развитие науки и новые научные исследования уже вскоре смогут полноценно открыть для науки возможности создания новой мощной парадигмы, свободной от ограниченности материализма и готовой пояснить кардинальные для человеческого бытия и его духовной сферы вопросы о сущности жизни и смерти, познание которых до того тормозилось некоторыми неадекватными философскими системами (помимо иных причин), “приросшими” к телу науки.

 

 

Maxim, психолог

г. Киев, написано – 11.12.2003 (последнее изменение – 16.11.2004)

 

 

 

Возвращение на заглавную страницу сайта